Тоникуэй изо всех сил пытался отвлечься от переполоха, царившего вокруг него, и сосредоточиться на заклинаниях. Взывая к древним богам своего народа, к Дромиру, богу северного ветра, шаман собрал дарованную энергию в руках, поднял их над головой и стал плавно вращать. Внезапный крик Канрака, пораженного копьем в плечо, заставил старика открыть глаза. Тоникуэй увидел, что еще одна тварь, выпрыгнув из воды, летит прямо на него. Тогда он направил руки в сторону врага, освобождая собранный ветер.

Было похоже, будто на тролля накинули лассо, настолько резко он изменил направление движения и неуклюже шлепнулся в воду. Тоникуэй тут же забыл о нем и снова сосредоточился на парусе. Его руки закружились проворнее, чем в первый раз. Полотнище наполнилось заклинаемым порывом ветра и стремительно понесло судно к середине озера.

Тоникуэй повторял заклинание снова и снова, пока не упал, сбитый с ног троллем, вскочившим ему на спину. Гадкое существо вцепилось шаману в лицо и не давало ему подняться.

Наконец Андрузис изловчился и влепил троллю по морде. Тот сильно ударился затылком о деревянную палубу и, в полном ошеломлении, перестал извиваться. Тогда юноша оперся о сломанную руку, приподнялся, отвел назад здоровую и, вложив в удар весь свой вес, обрушился на противника.

Длинный и скрюченный нос тролля расплющился, череп хрустнул.

Убедившись, что с врагом покончено, Андрузис откатился от его трупа и упрямо поднялся на ноги, стараясь ничем не задеть искалеченные руки.

Канрак лежал на палубе. Над ним стоял тролль и грубым копьем наносил ему все новые раны. Бедный штурман извивался и оборонялся, его руки были раскромсаны. Столько крови Андрузис не видел никогда. Он даже не представлял себе, что в таком тощем человеке ее может быть так много.

Молодой человек немного отошел от шока и снова ринулся в битву, пнув на ходу тролля, оседлавшего Тоникуэя. По дороге, пробираясь под парусом, он споткнулся, но через мгновение уже напал на тварь с копьем.

Андрузис забыл о самой серьезной своей ране и тыльной стороной правой руки ударил по древку копья — и тут же волна агонии захлестнула его. Враг мгновенно перехватил инициативу и вонзил оружие в правое бедро юноши.

Боль опалила огнем всю ногу сверху донизу, но Андрузис понимал, что обречет себя на смерть, если поддастся ей. Он навалился на тролля, прижал его к палубе, уперся в грудь коленом и в остервенении принялся осыпать ударами. Но тварь не оставалась в долгу и даже пыталась укусить человека.

Тогда Андрузису пришлось несколько раз ударить ее лбом по зубастой пасти. Расцарапав лицо об острые зубы тролля, юноша все же выбил из него дух.

Вопль Тоникуэя заставил его повернуться. Андрузис увидел, как тот самый тролль, которого он пнул, набросился на парус и стал рвать его когтистыми лапами. Шаман бежал следом за ним, как оказалось, слишком быстро. Не в состоянии остановиться, он врезался в тролля. Оба пролетели сквозь полотно, разорвав его пополам, упали на палубу и покатились. Но проворное существо тут же вскочило на ноги и прыгнуло за борт, прихватив с собой часть паруса!

Андрузис и Тоникуэй в ужасе переглянулись и одновременно устремились за ним, однако крик гребца, которого тащили два тролля, заставил их повернуться к носу судна.

Тоникуэй возобновил пассы, призывая магические силы, как вдруг покачнулся, согнулся пополам и ухватился за копье, поразившее его в живот.

Андрузис, шатаясь, двинулся было дальше, но осознал, что не успеет прийти на выручку товарищу. Он стоял и задыхался от бессилия, наблюдая, как тролли вместе со своей добычей перекатились через нос корабля и исчезли под водой.

С кормы донесся очередной всплеск. Андрузис обернулся и увидел, как убегает последний живой тролль. Потом юноша нагнулся над Тоникуэем и взглянул на копье, торчавшее из его живота, не зная, как помочь шаману.

Вдруг лодку дернуло, и он упал на колени. С тревогой посмотрев за корму, Андрузис заметил, что на леске, которую он не успел смотать, за судном тащится гребец, очевидно, зацепившийся за крючки. Молодой человек взял леску и стал подтягивать беднягу ближе, но еще раньше, чем тот достиг борта, понял, что уже поздно. Он схватил товарища за рубаху и наполовину вытащил из воды. Голова гребца откинулась назад, и Андрузис заглянул в широко открытые безжизненные глаза.

Юношу охватил ужас. Борясь с подступившей тошнотой, он попытался затащить труп в лодку, но внезапно ослабел, отпустил свою ношу, в изнеможении упал на палубу и уставился в небо. Рядом жалобно стонал Канрак. Посередине судна, около мачты и обрывков паруса рычал и кряхтел Тоникуэй.

Андрузис почувствовал, как сознание покидает его. Пытаясь бороться с забытьем, он приподнял голову и посмотрел на тело, свесившееся через борт. Парень попробовал дотянуться до него, но не смог. Его голова неминуемо клонилась обратно к палубе.

Юноша вновь устремил взор в небо, но увидел лишь черноту.

То ли непрерывная угроза жизни научила меня постоянно прислушиваться к себе, то ли сказались навыки Джеста Ту, но, какова бы ни была причина, я чувствую, что гораздо лучше обычного человека способен улавливать тончайшие знаки, исходящие откуда-то из подсознания. Сколь многое открывается нам не через рассудок!

С какой легкостью, например, я шагаю по дороге из Палмаристауна, будь то в обличье Разбойника или Цапли, чувствуя, что могу подпрыгнуть хоть на сотню футов от земли! Передо мной расстилается прямой путь к часовне Абеля. Я полон оптимизма. Надежда увидеть отца, Брана Динарда, пронизывает все мое существо.

Сознание же далеко от радостных мыслей. Напротив, я вижу в этом предприятии лишь досадное промедление и ругаю себя за него. Мой главный путь лежит на юго-восток, а я намеренно двигаюсь в другую сторону.

Однако легкость и радостное возбуждение, царящие в душе, сильнее чувства вины. Дело не только в том, что мне удалось отложить на время встречу лицом к лицу со страхами всей своей жизни, конечно нет! Просто я инстинктивно чувствую, что путь к верховной обители ордена блаженного Абеля является очень важным этапом моего главного жизненного пути. Еще я задаюсь вопросом, не будет ли горячее стремление найти человека, который произвел меня на свет, предательством по отношению к Гарибонду, моему дорогому отчиму и воспитателю, без упрека сносившему мое уродство и любившему меня всем сердцем.

Чего я вообще жду от Брана Динарда, который так и не возвратился к Сен Ви и своему сыну, хотя минуло уже более двадцати лет со дня его отъезда из города Прайда?

Всякий раз, как думаю об этом, мысли приходят в совершенный сумбур. Да и как я могу определить свое отношение к Брану Динарду, пока не встретился с ним? Ответов на мучащие меня вопросы я тоже не найду, пока он сам мне их не даст. Уверен, много воды утечет, прежде чем я смогу понять, в какой мере обязан Гарибонду.

Вот уж действительно самый сложный вопрос из всех! Правда, сокрытая под завесой вины, самой непроницаемой из всех возможных, кажется уже не столь несомненной. Гарибонда я любил и люблю всей душой, не колеблясь, бросился бы в огонь, чтобы спасти его! Я готов на все, лишь бы его вернуть.