Соседом Дэвида по комнате с самого начала был некто Шоар кен Зхадар, нелюдимый и молчаливый хэллаэнец. На вид ему было около сорока лет, реальный же возраст так и остался для Дэвида тайной, хотя землянин по ряду косвенных признаков склонен был предполагать, что Шоару больше ста, но меньше пятисот лет. Шоар принадлежал к так называемой «городской аристократии» — его предки происходили из феодальной семьи, были младшей, боковой ветвью рода, поссорились с основными наследниками и переселились в город. Никаких владений у этой ветви кен Зхадаров давно уже не было, сохранились только фамилия и амбиции. Несмотря на скрытность Шоара, по его реакциям и отдельным фразам Дэвид потихоньку составлял психологический портрет своего соседа — не прикладывая к тому никаких специальных усилий, это происходило само собой, неизбежно, просто потому что они были вынуждены проводить бок о бок немало времени. Уже в первые месяцы у Дэвида сложилось впечатление, что Шоар готов продать душу и тело ради власти, которую здесь сулили, при том ради власти как таковой, без всяких дополнительных мотивов — сама власть, личная мощь была единственным и всепоглощающим мотивом хеллаэнца. Дэвиду люди такого рода не слишком нравились (а Шоару, в свою очередь, землянин казался слишком мягкотелым) но они были принуждены жить вместе и вынужденно смирялись с неудачным соседством. Конфликтов не было — в первые месяцы обучения тренировки слишком выматывали обоих, чтобы оставалось время и силы на что-то еще; не сговариваясь, они «поделили» комнату и с тех пор старались не заходить на «чужую» половину и не доставать друг друга бессмысленными разговорами. Позже — как и все, кто выжил в Обители — Шоар переменился. Жажда власти переросла в религиозный пыл. Фанатиками, в той или иной мере, стали все ученики, но в каждом отдельном случае на эту святую веру, вспыхивавшую в сердце новорожденного Служителя, накладывали свой отпечаток его прежние наклонности и личные свойства характера. Дэвид желал — до того, как вспомнил все (да и после возвращения воспоминаний желал столь же искренне, хотя уже и не столь всецело) — служить благому источнику из-за того, что его привлекало царство всеобщей гармонии и справедливости, которое этот источник — через своих служителей — должен был в скором времени установить. Ведь в мире объективно есть зло, боль и страдания: никто не желает их для себя, но слишком многие с легкостью причиняют зло другим. Мир — не именно Хеллаэн, а мир вообще, вся вселенная, куда входили и Темные Земли, и сателлит Терры под номером 1158А — был неправильным, в нем что-то было не так; благой источник — через мастеров Обители — обещал эту неправильность исправить, и именно это обещание, надежда на грядущее царство света и всеобщей любви «зацепили» Дэвида.

Но если землянин мечтал о грядущем мире, то его сосед грезил предстоящей войной. Его мотивы — как и в случае с Дэвидом — во многом остались теми же самыми, что и прежде, только чуть сместились акценты. Обладающие имели Силу, презирали смертных и без колебаний сметали их со своего пути — и потому в своей прежней жизни Шоар мечтал стать Обладающим. В Небесной Обители обещали дать Силу еще большую, поставить Служителей над Обладающими, сделать учеников способными убивать их так же, как они убивают смертных. Обещание такой власти вскружило Шоару голову; а позже, когда им рассказали о подмирном источнике власти, и внутренний мир учеников незаметно для них самих переменился, с неменьшей страстью Шоар стал желать сделаться орудием этой высшей воли, клинком в руке карателя, долженствующего спуститься в тленный мир для того, чтобы разрушить его и поразить всех, кто ему не покорен.

К концу обучения отношения Дэвида и Шоара несколько изменились: нельзя сказать, чтобы они стали друзьями, но появилось чувство товарищества, кроме того, всех учеников, доживших до пятого курса, крепче стальной цепи соединяла их новая святая вера. Шоару Дэвид по-прежнему казался слишком мягким, более того, его явно раздражало «либеральное» отношение землянина к некоторым Обладающим, однако он смирился с этим — так же, как старший и более суровый брат вынужденно смиряется с наивными причудами младшего. Роль «младшего брата» Дэвида в те часы и дни, когда он находился в состоянии Служителя, вполне устраивала.

В один из дней на исходе третьей зимы, проведенной в Обители, Шоар задал своему соседу вопрос — вопрос совсем простой, но, быть может, именно этот вопрос, заданный там и тогда, сыграл огромное значение во всей дальнейшей истории... и не только истории Дэвида.

— Ты уже выбрал себе цель?

Приблизительно с третьего полугодия ученикам уже не обязательно было использовать язык людей для того, чтобы понять друг друга: они все были включены в лекемплет Обители и были открыты ему и в какой-то мере — друг другу. Свои мысли и побуждения они могли передавать непосредственно, если желали этого; однако многие по привычке продолжали пользоваться обычными способами общения — ментальный контакт в таких случаях придавал как бы дополнительное измерение самым простым словами. На невербальном уровне, в вопросе Шоара содержалось очень многое: тут было и желание помочь своему «непутевому братишке», и стремление обсудить желанный итог их усилий, и еще что-то, оставленное Шоаром пока сокрытым...

— Нет. — Дэвид покачал головой. — Пока не задумывался об этом.

— Напрасно. — Шоар недобро улыбнулся. — Пора бы.

Он добавил — уже не открывая рта: неразумно действовать в одиночку. Обладающие сильны, глупо этого не замечать. Помоги мне, а я помогу тебе.

— То есть свою цель ты уже выбрал? — спросил Дэвид вслух.

Шоар кивнул:

— Да.

Несколько мгновений он еще как будто бы колебался, а затем, отбросив сомнения, показал Дэвиду выбранную цель: прикоснулся к разуму землянина и передал недавние воспоминания о своем визите в город. Дэвид увидел картинку: как будто бы он смотрел на мир глазами Шоара. Там, в воспоминаниях, Шоар находился в человеческом обличье и ни в чем не проявлял мощи будущего Служителя; он стоял сумрачной на улице хеллаэнско-го города и смотрел на женщину в белом платье...

«Это она?» — мысленно спросил Дэвид, не выпуская из фокуса внимания те образы, которые рисовала память Шоара. Он ощутил согласие. В воспоминаниях Шоара женщина находилась на противоположной стороне улицы, перед стеклянной витриной, и оживленно дискутировала с полноватым мужчиной, который держался по отношению к ней с почтительностью, даже подобострастно — из чего можно было сделать вывод, что это зависимый от нее человек. «Выследил тварь в Хо-ремоне, — сообщил Шоар. — Держит там ювелирный магазин». До этого мгновения женщина в его воспоминаниях стояла спиной к ученику, но вот она повернула голову, стал виден ее профиль — и Дэвид ее узнал.

— Почему именно ее? — спросил землянин. Ему удалось подавить чувство узнавания прежде, чем оно достигло поверхности сознания и стало доступным Шоару. Это породило бы ненужные вопросы. Дэвид закрыл свой внутренний мир, убрал все лишние чувства. Вернее даже, не убрал — ибо убирают то, что уже есть, а как раз появления чувств допустить было нельзя — сумел не позволить им появится. Осталось только холодное знание о том, кто эта особа — чистое, бескачественное знание, не находящее никакого отражения на том уровне, где его мог бы заметить Шоар.