– Ты можешь сравнить первое мое сканирование головы и то, что я сделала сейчас?

– Если вы мне разрешите доступ к вашей личной медкарте, то да.

– Разрешаю! – даже мне в собственном голосе почудились несколько истеричные нотки.

Вот что ещё могло случится? Мало, что ли, неожиданностей на один корабль? Время тянулось медленно, но подгонять компьютер бесполезно, он не человек, и наши эмоции ему безразличны.

– Надежда, ваша опухоль уменьшилась на двадцать один процент, – вдруг выдала Айтишка своим безэмоциональным голосом столь потрясающую новость.

– Но как? – даже растерялась я от неожиданной вести.

У меня от такой информации ступор наступил. Хотелось одновременно радоваться, плакать, скакать и не знаю, что ещё делать, но я сидела со слезами на глазах и не шевелилась.

– Возможно, это связано со странной активностью в вашем мозге, но я не могу её определить, – поделилась Айтишка со мной своими наблюдениями.

– Активность? У меня? – озадачилась я, а потом подпрыгнула на месте. – Ну, конечно, необычная активность, то-то голова болит без остановки, а глюков нет!

Я ходила по медицинскому блоку туда-сюда без остановки. Никак не могла успокоиться от бури эмоций, что сжигали изнутри. Вот оно! Лекарство! Возможно… А вдруг оно меня добьёт, хоть и избавит от опухоли? Что же делать?

Чтобы немного прийти в себя,, отправилась на кухню попить ромашковый чай и подумать спокойно, а то у меня от переизбытка информации эмоции напирали.

Выпив три чашки ароматного напитка, пришла лишь к одному мнению: одна я не справлюсь. Мне нужен специалист, что сможет спокойно проконтролировать моё состояние и поможет в исследованиях. Всё же я специалист с несколько другим уклоном.

– Айтишка, разбуди Гвоздёву. Сейчас!

– Вы уверены в своём решении, Надежда? Ваше состояние несколько нестабильно.

– Вот именно, мне нужна помощь. Буди. Я в медицинский блок.

– Хорошо, выполняю.

Ждать пришлось примерно с полчаса, когда Марина вошла в медблок.

– Говори, тебе хуже?! – напряжённо спросила она.

– Нет, мне лучше, что и странно! – воскликнула в ответ.

– Так, это точно не то, что я думала услышать, тогда давай по порядку, чтобы я поняла суть проблемы.

– Вы все уснули, я билась, пытаясь выяснить источник галлюцинаций, но ничего не выходило. Как и обещала, делал каждый вечер сканирование, сегодня заметила, что-то не так с моим мозгом, и попросила Айтишку сравнить снимки! – от эмоций у меня слова наскакивали одно на другое.

– Спокойно! И что там?

– Она говорит, что моя опухоль уменьшилась на двадцать один процент!

– Подтверждаю, – поддакнул компьютер и смолк.

Я же с надеждой смотрела на Марину.

– Неожиданно, – протянула она. – Так, мне надо самой посмотреть. Ложись на стол, я буду проверять.

– Хорошо, вот я только не договорила. У меня уже две недели болит голова, и я подумала, а не связано ли это с нашей эпидемией глюков на корабле. Странное совпадение по срокам.

– Возможно, правильно сделала, что разбудила меня. Самолечение в такой ситуации – это чрезмерный риск. – Всё, лежи спокойно и не прыгай!

Хорошо ей говорить «не прыгай»! А как исполнить? Я же волнуюсь и переживаю! Хочется вскочить и попрыгать, чтобы сбросить нервное напряжение.

– Ну что? – не вытерпела я.

– Пока могу подтвердить, что опухоль уменьшилась, но вот как определить причину? Нужна биопсия.

– Но врач сказал, что опухоль неоперабельная.

– Так и есть, но мы её и не удалять будем. Нам с края кусочек нужен, чтобы свежий образец был, но даже это весьма опасный опыт. Так что решать можешь только ты.

Вопрос, конечно, тяжёлый. Если всё пойдёт плохо, то выйдет некрасиво перед Димой. Он лёг спать, пока я была в относительном порядке, а теперь может проснуться, а меня нет. Но в его присутствии, решение принять было бы ещё тяжелее.

Мы с ним говорили о многом, в том числе и о доме, и о круизе, и о совместной работе. И сейчас у меня есть реальный шанс всё это получить в будущем, я уже не говорю, что если мы доберёмся до Земли, то сможем донести новое лечение до всех, кто в нём нуждается.

– Я согласна, но дай мне пять минут, запишу видео для Димы на всякий случай.

– Ой, не сглазь, командир меня ровным слоем по боксу размажет, если что не так. Даже думать не хочу! – преувеличено вздрогнула Марина, хотя я её понимала.

Сообщать человеку, что его любимая не проснулась после операции – это так себе «удовольствие».

Запись далась мне нелегко. Я пыталась быть оптимистичной, полной надежд и говорила о роли таких исследований для человечества, хотя в душе хотела жизни хотя бы для нас.

После я плакала ещё минут двадцать.

Марина держала слово и не приходила, пока я не успокоилась.

– Ну что, всё? Выплакала свой страх? – участливо спросила она. – Не бойся, ты ничего не почувствуешь, я теперь начинаю сложную работу.

– А когда же ты меня разбудишь?

– Не раньше, чем закончу, ты должна быть спокойна и неподвижна, а в сознании такого ни от кого не добиться.

– Удачи! – пожелала я нам и легла в реанимационную камеру.

– Она нам нужна, это точно!

Я закрыла глаза и позволила унести себя в страну снов какому-то лекарству, названия которого я не знала.

Мне редко снятся сны, а тут такие яркие и насыщенные. Просто удивительно. Даже приятно!

Так интересно идти по полю с жёлтыми цветами, одуванчики растут так густо, что я почти не вижу зелёных листьев, но постепенно они меняются совершенно на другие растения, но той же окраски, и синеватая почва виднеется сквозь них. Останавливаюсь и удивлённо смотрю под ноги.

– И чему ты так удивляешься? – вдруг слышу ставший уже родным голос. – Забыла, как выглядит наш новый дом?

Я радостно обернулась с улыбкой на губах и посмотрела на Диму, что стоял за спиной, а дальше виднелось синее-синее море, а на берегу дом на сваях, где на веранде можно было рассмотреть цветастый гамак.

– Только на минуточку, – прошептала я. – Даже на секундочку забыла, но теперь вспомнила!

Эпилог

Эпилог

Когда я открыла глаза, то первое, что увидела – это абсолютно белый потолок. Было видно, что вокруг много света и край белого воздушного