Грайт, – серьезно сказала Алатиэль. – Унижение не смертельное, но представляю, что тебе стоило просить у низшего…

– Иногда ради дела можно и пережить унижение, даже гораздо более тяжелое, – наставительно сказал Грайт. – Особенно ради такого великого дела, как наше…

Кое-что по-прежнему осталось для меня непонятным. И я сказал – все равно в монотонной дороге следовало чем-то занимать мысли:

– Грайт, объясни вот что… у вас есть, как оказалось, быстрые летучие корабли. Почему мы тогда трясемся верхом, хотя так – и медленнее, и неудобнее? Почему не отправились на таком вот корабле? Если уж они есть даже у купцов… Порядок таков, что готанги могут путешествовать только верхом, или тут что-то другое?

Видно было, что мой вопрос ему неприятен – несмотря на все его бесстрастие, я уже начал немного разбираться в его чувствах и эмоциях. Казалось, он так и не ответит, но в конце концов Грайт все же заговорил, хоть и с видимой неохотой:

– Видишь ли, летучие корабли есть только у купцов высшего разряда… и у Золотой Стражи, конечно, но те выглядят совершенно иначе. Летучие корабли – придумка ватаков, до Вторжения у нас не было ничего подобного. Ватаки коварны. Наш уклад жизни они, в общем, оставили почти в неприкосновенности, но ввели для некоторых низших некоторые новые привилегии. Не по благородству души, а исключительно для того, чтобы появились люди, новыми привилегиями обязанные им…

– Так что, как я понимаю, среди этих купцов у вас нет ни малейшей опоры?

– Ни малейшей, – хмуро сказал он. – И не только среди них. Очень трудно искать опору и среди готангов. Разумеется, нередки счастливые исключения, взять хотя бы Алатиэль… Но очень многих готангов нынешнее положение дел вполне устраивает, и они уверены, что от добра добра не ищут…

– Даже у короля нет летучих кораблей, – вмешалась Алатиэль. – Правда, в последнее время ватаки пообещали распространить эту привилегию и на него, и на проявивших им особенную верность готангов. Увы, очень многие этим туманным обещаниям верят и рьяно служат ватакам.

– Так и обстоит, – кивнул Грайт. – Иногда многого можно добиться не пытками и казнями, а туманным обещанием привилегий… – Он, вопреки обычной невозмутимости, яростно сверкнул на меня глазами. – Только не надо смотреть на нас свысока! Я почти не знаю жизнь и историю вашего коэна – много ли узнаешь, немного побродив по вашим улицам, а ваших книг читать не умею… Однако не сомневаюсь, что у вас обстояло, а может, и сейчас обстоит точно так же: люди всех сословий порой соглашаются служить завоевателям за реальные или мнимые привилегии… или в надежде, что уж их-то участь других не затронет. Человеческая натура везде одинакова…

Вот тут мне крыть было нечем, мы были не лучше: человеческая натура везде одинакова. Не раз завоевателям служили покоренные ими, и не всегда из чистой корысти. Что наглядно проявилось и во Франции в Столетнюю войну, и в Польше в семнадцатом веке во время шведского нашествия. И наше отечество, к превеликому сожалению и некоторому стыду, это тоже не обошло: во времена Смуты польские интервенты вовсе не брали Москву штурмом – их туда впустило тогдашнее правительство из семи бояр, собравшееся согласиться с восшествием на царский трон польского королевича. Правда, есть некоторое утешение в том, что поляков все же выбило из Москвы ополчение Минина и Пожарского, а впоследствии и сама Польша перестала существовать, на двадцать лет восстановила независимость, но потом опять накрылась медным тазом…

– Ну что ты, Грайт, – примирительно сказал я. – Вовсе я не думаю смотреть на вас свысока. У нас такого тоже хватало, и в моей стране случалось…

Грайт удовлетворенно кивнул и послал коня чуточку быстрее, явно желая избежать дальнейшего разговора. Я это понял и не стал его догонять, ехал на пару корпусов позади.

Следовало кое-что обдумать с учетом только что услышанного. «Наш уклад жизни оставили, в общем, почти в неприкосновенности». Мало того, добавили кое-какие полезные вещи наподобие только что увиденных летучих кораблей – пусть только для одной из категорий населения, не самой многочисленной. Безусловно, ввозить товары и грузы быстрее, надежнее и дешевле, чем на телегах, – а железных дорог тут, конечно, не имеется. Возможно, не только корабли. Здешние расчески и одежные щетки, даже несмотря на известия о наличии в этом мире какой-то магии, все же плохо сочетаются с феодализмом, крепостными крестьянами и дворянами на коняшках и с мечами, имеющими право, как вытекает из некоторых реплик Грайта, безнаказанно убивать низших за оскорбление. А вот с обладающими более высоким техническим развитием неведомыми ватаками как раз гораздо больше сочетаются…

Алатиэль ехала рядом такой же размеренной рысью, отставая лишь на голову коня, время от времени бросая на меня любопытные взгляды, похоже, выражавшие желание поговорить. Кажется, она перестала дуться.

– Послушай, Алатиэль… – решился я. – Эти штуки, которыми у вас причесывают голову и чистят одежду… Они, случайно, тоже от ватаков?

– От них, – охотно ответила Алатиэль. – И не только они, есть еще похожие, которыми наводят чистоту в комнатах, быстро делают воду горячей… да их много, разных. Та, которой вы с Грайтом раскуриваете трубки, тоже от ватаков. Надо признать, это очень полезные вещи. Бабушка мне показывала такую зубастую штуковину, которой раньше расчесывали волосы, – а потом, когда мы с Грайтом были у вас, поневоле пришлось такими же пользоваться. Страшно неудобно, приходится все делать самой, и жутко дерет волосы… – На ее очаровательное личико набежала тень. – Жалко, конечно, что, когда мы прогоним ватаков, новым вещам будет неоткуда взяться – ватаки их приносят из своего коэна готовыми, и никто у нас не представляет, как их делать. Но эти неудобства кажутся такими ничтожными по сравнению с возможностью избавиться от ватаков…

– Эти вещи только для готангов?

– Вовсе нет, – живо возразила Алатиэль. – И для низших тоже… правда, не для всех. Крестьянам и ремесленникам их достается меньше… но у них есть другие штуки, которые готангам вовсе не нужны. Такие штуки, помогающие им в работе: делают дырки в коже и даже в камне, еще много всякого… я с ними плохо знакома, не особенно интересовалась тем, как живут низшие. Видела раз, как плотники, что перестилали у нас в замке пол, делали дырки в досках этими ватакскими штуками, а каменотесы, что подновляли крыльцо, – в каменных плитах…

И я подумал: быть может, завоеватели-ватаки – не такое уж олицетворение зла на земле? Интересно, что скажут сапожники, плотники и каменотесы, вынужденные вернуться к прежним примитивным орудиям труда? Вполне возможно, ими технические нововведения не исчерпываются. Как бы там