собой возьмешь, поделишься с друзьями. Только не трогай настоящего. Или сдохнешь вместе со мной.

Тварь поколебалась и неохотно убрала лапу. Тереза вздохнула свободно.

– Хорошо, – проскрипела зохенка. – Делай.

Зохенка внимательно наблюдала за ритуалом, держа когти у груди Хэнка. Мол, если попытаешься обмануть или что-то пойдет не так… Но все, конечно, прошло так, как надо, ритуал отшлифован. Тело с такими же зияющими ранами, пятная траву кровью, легло у ног. Самка, живо поднявшись, прыгнула к нему, потрогала, понюхала. Одобрительно рыкнула.

Тереза, шатаясь, подошла к Хэнку, чудом не упав. Перед глазами – темные круги, в ушах – словно прибой шумит. Внизу живота неприятно тянуло. Взять силу было негде. Она опустилась на колени рядом с Хэнком, низко наклонив голову, чтобы кровь хоть как-то достигла ее.

Зохенка обернулась и хищно прищурилась.

– Глупая самка! Что мне теперь мешает съесть обоих?

Из глаза выползла слеза. Ничего. Тереза больше ничего не может противопоставить противнику. Если тварь захочет, хоть всех троих съест – мало ли что невкусно, зато наверняка питательно.

– Ты обещала, – выдавила она.

Три секунды раздумья, три секунды на краю. Зохенка наконец определилась. Закинула голема на плечо, взмахнула хвостом и исчезла за кустами. Поступила порядочнее, чем многие люди, на удивление.

– Сейчас, – пробормотала Тереза, гладя Хэнка обеими руками по побелевшим, осунувшимся щекам. – Сейчас я отдышусь, и поедем. Только не умирай.

Хэнк застонал. Через развороченные ребра было видно, как пульсирует сердце.

– Тебе больно? Блин, конечно… Подожди, найду шприц.

Она завозилась в чьем-то распоротом рюкзаке, валявшемся под ногами, судорожно вдыхая воздух, наполненный кровью. Кислорода не хватало, руки двигались вяло. У нее все же нашлись силы вынуть из упаковки шприц с обезболивающим и стимулятором и, помогая себе всем ослабевшим телом, воткнуть Хэнку в бедро. Еще один стимулятор – себе.

– Давай, пойдем в машину. – Она попыталась закинуть его руку себе и приподнять. Он лишь застонал, она – тоже, не справившись с тяжестью, показавшейся непомерной. Ничего-то она теперь не может. И живот болит ужасно. Это ребенок, вдруг поняла она. Железный организм наконец не выдержал. Слезы потекли одна за другой. Соберись, приказала она себе. Ты же этого и хотела. Но слезы не слушались, текли все сильнее и сильнее.

– Билле, мы немножко отдохнем. – Хотелось свернуться калачиком и закрыть глаза. – А потом попробуем еще.

– Тебе нужна сила, – прохрипел он.

– Но как… Нет, я не могу у тебя взять! – Она мотнула было головой, но перед глазами завертелись вихри. – Ты в таком состоянии, что это тебя убьет.

– Тереза, я уже убит. Тварь почти вырвала мне сердце. Ноги холодеют, свет меркнет… Полчаса, час – и я умру. Ты меня не довезешь, даже если…

Он закашлялся, на губах выступила кровь. Тереза нашарила флягу с чаем, поднесла, и он смог сделать несколько глотков.

– Ты должна добраться до шайхов, – сипло выдавил он. – Надо подписать договор.

– Да гори он синим пламенем, этот договор! – всхлипнула Тереза.

– Это очень важно. От этого… все наше будущее на Т2 зависит, понимаешь?

Нет у них никакого будущего. Она уже откровенно плакала. Если она заберет у него силу, он умрет. Если не заберет – он умрет чуть позже. О чем он вообще? Не наплевать ли, что будет с Союзом Тикви, если его не станет?

– Тереза, тебе надо жить. Возьми мою силу, иначе ты скоро ляжешь рядом и тоже скончаешься. Бери, пока я еще жив. Садись в машину, езжай к шайхам. Доведи дело до конца, прошу тебя. – Он поймал ее взгляд и добавил: – Это та самая просьба, Тереза.

Она разрыдалась. Ну почему все так? Почему не случится чудо? Почему проклятые шайхи не телепортируются сюда немедленно и не исцелят его?

– Хорошо, Билле. – Она клялась исполнить одну его просьбу, даже если очень не захочется. Но не знала, что это будет за просьба. – Я сделаю.

Она аккуратно освободила его от остатков одежды. Кровь сочится из развороченной груди, кровь на распоротом животе. Нет, пить кровь она не станет. Она нежно поцеловала его в губы, проведя рукой по бедру. На губах – тоже кровь.

– Я люблю тебя. – Едва слышный шепот.

Наконец-то он это сказал. Вместо «прощай».

Солнце клонилось к вечеру, когда джип въехал на улочки Аллемарта. Покореженная мостовая, разрушенные и обгоревшие домики. Тягостное зрелище. Но Терезе были безразличны все беды окружающего мира. У нее своя беда. И свой долг. Она правила к единственному целому строению впереди, на самом берегу озера.

Тело Хэнка лежало на заднем сиденье, завернутое в одеяло. Она не смогла бросить его в степи на поживу зверям или тем же зохенам, а хоронить времени не было. На губах застыла последняя улыбка. Он умер счастливым, а несчастье осталось ей.

За день она остановилась всего однажды – пополнить водяной бак из цистерны. Не хотелось ни есть, ни пить, ни объезжать препятствия – она гнала по прямой. Ноги затекли от неудобного положения, а на сиденье медленно просачивалась кровь. Никто не нападал по пути – видать, всех предназначенных им зохенов они с Хэнком сегодня уже повстречали. Вначале она непрерывно плакала, вытирая слезы мокрым разодранным рукавом, потом они пропали – кончились, наверное.

Почему все ее мужья умирают? Анджей, Рино, Билле… Маэдо – везунчик, вовремя соскочил. За Хэнка было обидно, чуть-чуть не дожил до своего триумфа, до договора, сулящего сокрушительную победу… немногим больше – до рождения сына… Почему все так несправедливо?

Не доезжая до резиденции семьи Бэдэх, Тереза затормозила. Скинула рваный, испачканный в крови камуфляж, слила воды из цистерны, вымылась. Сменила пропитавшееся кровью белье, облачилась в черную форму и блестящие ботинки, причесалась. Она не даст повода надменным шайхам смеяться над ее видом и смотреть свысока.

– Дура! – Это вместо «здравствуй» или «светлого солнца». – Не умеешь – не берись! Кто тебя учил так работать с энергиями?

Старуха была в гневе. Какое там – смотреть свысока! Она чуть не прибила непутевую бабу. Что толку делать хорошую мину и изображать гордый взгляд? Шайхианке одного взгляда хватило, чтобы понять, что произошло.

– Как тебе в голову-то стукнуло плести потоки, не зачерпнув энергию? Ты законы сохранения знаешь, или вас вообще ничему в школе не учат? – чуть ли не кричала она, водя костлявыми руками по Терезиному животу, отчего ее бросало то в жар, то в холод. – Чуть не сожрала саму себя, идиотка! Да лучше б тебя зохены сожрали!

– Они говорят, что женщины невкусные, – буркнула Тереза.

– Ты не просто невкусная. – Бэдэх развернула Терезу другой стороной, ее снова