Со сверхъестественной неотвратимостью заскрипела входная дверь.

Торопливо попятившись, Ринд выпал из люка, приземлился на четвереньки подобно коту и поспешил спрятать стул. Ноги у него гудели, в легких пылал огонь, а в горле страшно першило. Шотландец выпрямился и принялся отчаянно стряхивать пыль с рукавов.

Сэр Гарднер возник на лестнице с аккуратно завернутым бумажным пакетом. В эту минуту он более всего напоминал контрабандиста, забывшего о маскировке.

— А, вот вы где.

— Мне послышался шум, — отвечал молодой человек, над которым по-прежнему вился дымок из пыли.

— Наверное, крысы. Знаете, сосед прикармливает голубей и так неосторожно разбрасывает крошки…

— То-то я различил воркование.

— Могу себе представить.

У Ринда все сильнее горело горло.

— Секунду. — Сэр Гарднер отпер ключом дверь кабинета, убрал туда сверток и слабо улыбнулся. — Может, немного хереса?

— Лучше чая.

Внезапно Ринд не сдержался, отвернулся в сторону и резко закашлялся в кулак. На ладони осталась красная волокнистая мокрота.

Поддавшись первому порыву — скрыть свое состояние, — он с бодрым видом спрятал руку от глаз сэра Гарднера… Но тут же зашелся в новом приступе — и выплеснул из легких алую жидкость прямо на узорчатые обои.

— Алекс! — вскричал археолог. — Что с вами?

— Ничего, — пролепетал Ринд, ища в кармане носовой платок. — Ничего страшного… Правда.

— Сейчас же иду за доктором.

— Нет… не надо. Я знаю, в чем дело, — ответил молодой человек, утирая кровь с подбородка. — Haemoptysis,[49]— проговорил он, будто творил заклинание. — Haemoptysis. Легочная болезнь.

Сэр Гарднер еще сильнее нахмурил лоб.

— Да, заболевание легких, — продолжал настаивать Ринд, подняв ладонь. — Время от времени… — он судорожно вдохнул, — бывают рецидивы.

— И вы обследовались в больнице?

— Со всей возможной тщательностью.

Однако сэра Гарднера было не так легко сбить с толку.

— Я знаю одного хорошего врача неподалеку…

— Нет, нет… Оставьте. — Шотландец выдавил подобие усмешки. — Пожалуйста, все в порядке, это со стороны страшновато. Прошу вас, не стоит отнимать время у вашего хорошего доктора.

Прославленный археолог пожал плечами, по-прежнему сомневаясь, но покуда не зная, как отвечать на столь бурные возражения.

— Ну ладно. По крайней мере давайте спустимся к камину, вы не против? Я разведу огонь и принесу чего-нибудь подкрепиться.

— А вот это… было бы чудесно, — кивнул Ринд.

Всего лишь через несколько минут он с наигранным восторгом уписывал луковую похлебку.

— Надеюсь, — мягко начал сэр Гарднер, — ваше состояние не опасно для жизни?

— Конечно нет. Нужно только строго соблюдать режим. А я, признаюсь, иногда забываю об этом.

— Не стоит вести себя так опрометчиво.

Ринд кашлянул.

— Вы правы.

Сэр Гарднер задумчиво хмыкнул.

— Не мешало бы вам немного умерить прыть. «Кто никуда не торопится — долго живет». Так говорили римляне.

Ринд продолжал есть похлебку.

— Боюсь показаться последним приспособленцем, — прибавил археолог, — однако мне кажется, ваше недомогание, особенно если диагноз верен, — дает вам лишний повод пересмотреть некоторые предубеждения.

Но молодой шотландец не клюнул на эту наживку:

— Я не совсем понимаю, о чем вы.

— Видите ли, для людей, не обладающих железным здоровьем, существуют места с куда более благоприятным климатом.

Ринд опустил ложку на край тарелки.

— Я-то всегда полагал, что Египет — страна эпидемий, где процветают расстройства пищеварения.

— Эпидемии в наши дни очень редки, а думать, что ешь, нужно в любом уголке мира.

— А как же глазные болезни?

— У меня был целый букет, но воздух пустыни оказался необычайно целебен. Он может излечить и многое другое.

Ринд еле заметно покачал головой.

— Нет, я серьезно, мой мальчик. Немало найдется людей, которые жаловались на свои легкие, покидая Англию, а возвращались из Египта здоровыми и помолодевшими. Там же не знают ни изнурительных зим, ни простуд.

Ринду вспомнился врач из Кеттлберна, беспристрастный в этом вопросе, но придерживавшийся схожей точки зрения. («Как же вы здесь поправитесь, — убеждал он, — если с трудом вдыхаете воздух через толщу сажи? Взгляните хотя бы на тех ласточек. Всю зиму они наслаждаются целебной атмосферой Египта, покуда вы бродите подымным переулкам Эдинбурга. Только не говорите мне, что у ласточки больше мозгов, чем у какого-нибудь шотландца!»)

— Знаете, — продолжал сэр Гарднер, — греческие лекари считали египтян самой здоровой нацией в мире.

— Если не ошибаюсь, еще Платон утверждал, что лучшее лечение — позволить больному скончаться как можно скорее.

Археолог тихо усмехнулся.

— Мой мальчик, неужели вам наплевать на свое здоровье?

— Нет, нет! — отозвался Ринд, едва не залившись краской смущения.

— Тогда я не вижу причин отказываться от возможности хорошего лечения.

— Не в этом дело, — растерялся молодой человек. — Ведь кроме болезней в Египте довольно других, более грозных опасностей…

— Например?

— Разбойники, враждебные туземцы… крокодилы.

Прославленный археолог рассмеялся.

— У человека с уравновешенным характером больше шансов погибнуть от зубов ирландского волка, чем угодить в пасть египетского крокодила. А что касается безопасности, уверяю вас, на побережье Нила так же спокойно, как и в нашем Гайд-парке в полдень. — Тут он с довольным видом погладил верхушку своей трости. — Я уже не говорю о других бесценных преимуществах, нематериального плана. Взгляните хотя бы на Наполеона.

Впервые за несколько недель сэр Гарднер по собственной воле упомянул это имя, и Ринд постарался не выдать своего изумления.

— Позвольте, вы говорите не о своем терьере?

— Нет, я имею в виду Бонапарта, генерала. Из Египта он возвратился совершенно иным человеком.

— В какую сторону он изменился — в лучшую или в худшую?

— Это с какой стороны посмотреть. Во всяком случае, он явно открыл там нечто такое, что направило его на путь изменения.

Не зная, к чему эти речи, но и не желая упустить необычайную возможность, Ринд постарался выжать из собеседника еще хоть что-нибудь.