Директор и владелец фирмы «Альбион» оказался на месте. Он радушно встретил Артема, чуть ли не обнимался с ним, как с лучшим другом.

– Коньяк? Кофе? Чай? – предложил он, когда сыщик уселся в кожаное кресло у низкого стеклянного столика.

Дизайн интерьера был превосходен. Пономарев оценил деловые качества и вежливость Дмитрия Сергеевича. Женщины таких любят, это не подлежит сомнению.

– Пожалуй, коньяк, – согласился он.

– Жена мне все рассказала, – сообщил Никитский, разливая коньяк в мельхиоровые рюмки. – Какой ужас! Бедная Аврора! Девочка не успела насладиться жизнью. Она только начала входить во вкус…

– Почему вы назвали фирму «Альбион»? – перебил его Артем.

Никитский несколько растерялся. Он не ожидал такого вопроса. Впрочем, Дмитрий Сергеевич быстро обрел самообладание и сделал вид, что обдумывает, как лучше ответить.

Почему он нервничает? – подумал Пономарев, отпивая коньяк.

– Я с детства бредил Англией, – чуть торопясь, начал Никитский. – Робин Гуд, война Алой и Белой Розы, рыцари, Тауэр, Биг Бен и Вестминстерское аббатство. Волшебные слова! Считайте, что я романтик. Я ведь решил заняться бизнесом, чтобы заработать денег и поехать в Лондон. Верите?

Непонятно было, шутит он, или нет. На губах Никитского блуждала странная улыбка, – скорее ироническая, чем мечтательная.

– Еще коньяк?

– Нет, спасибо, – отказался Артем. – Значит, «Альбион» – дань юношеским грезам?

– Примерно так.

– Что ж, понятно. А как все было в тот вечер?

Уголки губ директора чуть дрогнули.

– В какой именно, господин Пономарев?

– Я имею в виду двадцать шестое ноября. Вы проводили время в «Гатчине»?

– Да. Мы пошли с женой – посидеть, отдохнуть… Потом увидели Сашу Мерцалова с красавицей девочкой. Сели к ним за столик. Саша волновался, много пил.

– Почему?

Никитский усмехнулся.

– Ревновал, наверное. У него болезненное самолюбие! И склонность заливать проблемы алкоголем. И то, и другое мне не нравится. Я уговаривал его взять такси. Нельзя же в таком виде садиться за руль! Если уж себя не жалко, то о людях подумал бы.

– Он вас послушал?

– Нет, конечно. Он никогда никого не слушает! Делает все по-своему!

– Это плохо?

Дмитрий Сергеевич пожал плечами.

– Иногда упрямство к добру не приводит. Саша пришел с девушкой, потом вспылил, напился, бросил ее одну… По-вашему, это хорошо? Как должна была себя чувствовать Аврора?

– Она расстроилась?

– Я бы не сказал, – ответил Никитский, помявшись. – Просто ей было неловко, вот и все. Мы с Леной подвезли ее домой на такси. Было уже довольно поздно…

– Городецкая пошла домой одна?

– Я понимаю, к чему вы клоните, – криво улыбнулся Дмитрий Сергеевич. – Не одна! Я ее проводил. А что, я должен был отпустить девушку одну, в такую темень, когда на улицах черт знает, что творится? Вы бы как поступили?

– Наверное, тоже проводил бы, – ответил Артем.

– Вот видите? Так что ничего предосудительного я не сделал.

– Никто вас ни в чем и не обвиняет. Я просто устанавливаю факты: как Аврора Городецкая провела последние часы своей жизни. Это моя работа.

– Я ее не убивал! – сказал Никитский. – Чего вдруг? Если бы я захотел, она бы согласилась со мной встречаться. Чтобы переспать с женщиной, нет необходимости ее убивать.

– Вы проводили Аврору до квартиры?

– Не совсем. В подъезде не было света… а ей надо было подниматься на третий этаж. Я стал искать, где включается свет. Девушка тоже не знала, хотя и жила в этом подъезде. Мы долго искали. а потом все-таки пошли в темноте наверх. Глаза немного привыкли, и Аврора сказала, что дальше пойдет одна. Наверное, она опасалась, что я могу войти к ней в квартиру.

– Зная, что в такси ждет ваша жена?

– Ну и что? Мы и так порядочно провозились в темноте, разыскивая выключатель, так что… К тому же, для этого много времени не надо.

– Для чего?

– Не валяйте дурака, господин Пономарев! Для дежурного секса, разумеется! Не делайте вид, будто не понимаете!

– Так секс все-таки был?

– Не было! Я не насильник. Раз девушка сказала, что пойдет дальше одна, я ни на чем не настаивал. Попрощался и ушел!

– А она?

– Не знаю. Наверное, пошла домой.

– Вы ничего не слышали?

– Почти ничего. – Никитский наморщил лоб, вспоминая. – Я спускался вниз по лестнице, и… Кажется, она пыталась попасть ключом в замочную скважину… Какой-то шум был. Может, она сумочку уронила в темноте или оступилась. Точно не скажу. У меня мелькнула мысль подняться и помочь ей, хотя бы зажечь пару спичек, пока она откроет. Но…я передумал.

– Почему?

– Не хотел показаться навязчивым.

– Это все?

– Все! Я спустился вниз, сел в машину, и мы поехали домой.

– А дома?

– Легли спать!

Красивая вещица!

Анна Наумовна рассматривала шкатулку, подаренную Юрием. Ей редко нравились подарки, сделанные мужчинами. Виталий Андреевич Князев, с которым она встречалась уже несколько лет, никогда не умел угодить ей. Частенько госпожа Левитина высказывала ему свое неудовольствие. Он, как водится, рассыпался в извинениях, обещал исправиться, искупить, загладить вину… И снова дарил что-то ужасно дорогое и столь же нелепое.

Князеву исполнилось сорок девять лет. Он был женат, имел взрослого сына и вот-вот мог стать дедушкой. Сын с невесткой жили отдельно, в другом конце города, и чаще звонили, чем приезжали. С супругой Виталия Андреевича более ничего не связывало, кроме общей жилплощади. Впрочем, при том уровне доходов, которыми располагал Князев, покупка новой квартиры проблемой не являлась. Проблема у Князева была совершенно иного рода: его отношения с Анной Наумовной Левитиной, которые доводили его до умопомрачения. Несколько раз он был на грани инфаркта, но Аннушку, – как он любовно называл Левитину, – это ничуть не взволновало.

– Ну зачем же непременно жениться? – невинно блестя глазами, спрашивала она Виталия Андреевича. – Разве нам с тобою так плохо?

Глаза у нее были цвета спелой сливы и совершенно сводили Князева с ума.

– Я больше не могу, Аннушка, уходить от тебя домой, где меня ничего не ждет, кроме унылости и раздражения. Я понимаю, что Эля ни в чем не виновата, но ведь и я не виноват, что встретил тебя и полюбил!