– Ты на колени перед ней встань, замминистра хренов! Попроси как следует, чтобы она свою пасть захлопнула, – подначивал один из весельчаков, пока другой заливался смехом.

– Заткнись, тебя не спросили, – оборвала смешливого гостя мать. – Петрухин меня любит, понятно? Заботится обо мне. Потому что я женщина с большой буквы. Про меня один поэт стихи писал. А ты скотина. А ну! Пошел отсюда! Пошел, тебе говорю!

Обо что-то грохнула бутылка, зазвенело битое стекло, и прямо на меня из кухни выскочил перепуганный приземистый толстяк в тельняшке и старых джинсах. Следом за ним выбежала мать, вооруженная «розочкой», но, увидев в прихожей меня, замерла с занесенной для удара рукой. Толстяк, пользуясь случаем, прошептал «пардон» и, просочившись мимо, выскользнул в открытую дверь, а мать удивленно спросила:

– Ты чего здесь, Лорка? Ты же вроде бы у Милы?

– За вещами пришла, – буркнула я, проходя в свою комнату.

На моей кровати, прямо на кигуруми-пикачу[6], спала давно немытая особа, от которой нестерпимо несло мочой. Я открыла шкаф и принялась шарить на полке в поисках кофты и никак не могла найти. Должно быть, гости украли. И почему я не забрала ее сразу? В самом деле, почему? Да потому что вспомнила о Лайте Ягами совсем недавно. Только что вспомнила. Когда смотрелась в темное стекло окна и думала, как мне идут кошачьи ушки.

За спиной скрипнула дверь. Я оглянулась и увидела мать. Застыв в дверном проеме, она с деланой заботой осведомилась:

– Ты че там возишься? Ищешь чего?

– Так, ничего, – чуть слышно пробормотала я, выскальзывая из комнаты в коридор и устремляясь к выходу из квартиры.

Мать сунула мне в руку початую бутылку вина и половину буханки бородинского хлеба.

– На вот, выпей. «Изабелла». Сладенькое. Хлебушком закусишь.

– Спасибо, не нужно, – буркнула я, деликатно отстраняя от себя подачку.

Из кухни появилась соседка сверху и, уперев руки в бока, окинула меня недобрым взглядом:

– Мультяшка наша пришла! Пойду я, Настена. Нормальным людям рядом с этой шибанутой делать нечего.

– Ты че, коза, обалдела? – Мать угрожающе перехватила бутылку красного за горлышко и двинулась на собутыльницу. – Это же дочь моя! Ты о ком говоришь «шибанутая»?

Выскользнув на лестничную клетку, я вставила наушники в уши, под аппенинг[7]из «Темного дворецкого» сбежала по лестнице вниз и выскочила на улицу. Дождь прекратился, и прохожие торопились по своим делам, выбирая между лужами, куда наступить, чтобы не зачерпнуть воды. Я же, загребая ногами, шлепала прямо по лужам и представляла себе, что наступаю на ненавистные лица маминых друзей. Ненавижу! Как я их всех ненавижу! Человеческие отбросы. Мусор. Лайт Ягами с ними церемониться бы не стал. Как мне его не хватает! Я уязвима и беззащитна без него, как черепашка без панциря.

Разве что Валера окажется героем, которого я так жду? Я познакомилась с ним в клубе любителей аниме. Он был одет, как Лайт, и я подумала, что хоть Валера и не дотягивает до анимешного красавца, кто знает – может, он тот самый «кира», кого я ищу? Смартфон в кармане беззвучно вибрировал, требуя ответа. Но я и так знала, что это тетя Мила. Пытается остановить меня, не пустить к Мышиному жеребчику. Но я все равно пойду. Пойду, и все.

Я вышла на Садовое кольцо и прислонилась спиной к остановке, дожидаясь троллейбуса. Есть совершенно не хотелось, но я все-таки жевала купленный в ларьке хот-дог, запивая его теплой колой. И внимательно смотрела по сторонам, выбирая среди проходящих парней того, кто мог бы быть «кирой». Некоторые улыбались в ответ на мой пристальный взгляд, но большинство потенциальных героев опасливо косились в мою сторону, ускоряя шаг. Троллейбус вез меня больше получаса, подолгу задерживаясь на светофорах, и я уже думала, что опоздаю к шести часам, но все-таки успела.

Выйдя из троллейбуса, сверилась с бумажкой и присвистнула. Ого! Задрав голову, я смотрела на высотную сталинку. Как, оказывается, хорошо живут искусствоведы! Правильную профессию мне посоветовала тетя Мила. В подъезде было гулко и свежо. И мраморно-торжественно, как в парадном зале дворца из «Волчицы и пряностей». Консьержка в стеклянной будке устремила на меня пытливый взгляд, и, проходя к лифтам, я вынуждена была заискивающим голосом сказать:

– Я на шестой этаж, в сто сорок восьмую квартиру. К Вахтангу Илларионовичу Горидзе.

Женщина милостиво кивнула, и я почувствовала прилив неконтролируемой злости. Что за хамство? Почему я должна перед кем-то оправдываться? Вот был бы со мной Лайт Ягами и его магическая Тетрадь, эта крыса не посмела бы так на меня смотреть. А если бы и посмела, то горько бы об этом пожалела. Тварь. Ничтожная жалкая тварь, способная лишь на то, чтобы сверлить своими наглыми глазками идущих к жильцам гостей.

Стоя перед высокими дверями профессорской квартиры, уходящими под четырехметровый сводчатый потолок, я поправила шапку и уже было собралась нажать на пуговку звонка, как дверь стремительно распахнулась и передо мной возник Мышиный жеребчик в длинном кожаном пальто и франтоватой шляпе. И тут я поняла, почему, несмотря на протесты тети Милы, так стремилась приехать к профессору. Было в нем что-то такое, отчего мне вдруг подумалось – а вдруг это он? Мой герой? Лайт Ягами, только постаревший? Не замечая моего изучающего взгляда, Вахтанг Илларионович озабоченно проговорил, не пуская в квартиру:

– Я ждал вас, Лора. И знаете зачем? Ни за что не догадаетесь. У меня к вам необычное предложение. Никогда не пробовали работать на выносе аукционных лотов?

– Как-то в голову не приходило, – промямлила я.

– Хотите попробовать? Соглашайтесь! – Он широко улыбнулся, отчего седые усы его подпрыгнули к самому носу. – Четверка, да нет, что я говорю! Пятерка по моему предмету вам обеспечена! У вас есть белая блузка и строгая темная юбка чуть выше колен? Туфли на шпильке тоже бы не были лишними.

– Я не ношу туфлей на шпильке. Предпочитаю другой стиль.

– Ваш стиль называется «готическая Лолита с уклоном в аниме» и совершенно не годится для нынешнего вечера, – констатировал он. – Ну что же, это поправимо. Заедем в магазин и купим все, что нужно.

И, расценив мое замешательство как согласие, вышел из квартиры, в глубине которой заливался плачем младенец, должно быть, его внук. Запер двери на все замки и, галантно подхватив меня под локоть, направился к застывшему на этаже лифту.

– Что я могу сказать? – Критик Терьяд сдернул с переносицы очки и принялся тереть их концом кашне, подслеповато оглядывая висящие на стенах картины. Водрузив очки на прежнее место, он язвительно продолжил: – Если учесть, что Сальвадор Дали приехал из Каталонии, то становится понятным желание провинциала выглядеть модным. Пару лет назад его работы были бы интересны, но теперь смотрятся убого.