Бард аж поперхнулся, а я прищурился от удивления. Перед мысленным взором возник тот момент, когда древесник превратил своё тело в плотные заросли, которые дали нам ценные секунды, чтобы сбежать от обращённого Феокрита. Советник тогда просто пробил тело одеревеневшего Агара, а эти заросли превратил в щепки.

— Кто такой Агар? — спросила Креона, не понимая общего удивления, — Цветок? Дерево?

— Не совсем, хладочара, но близко.

— Это был древесный маг, — пояснил я, — Который заинтересовался Вечным Древом, как истинным источником природной магии, и очень сдружился с Лукой.

Креона понимающе кивнула и положила руку Луке на плечо.

— У нас в Храме Холода в подземелье есть Морозная Усыпальница. Там хранятся льды из душ древних настоятельниц… Легенда гласит, что они защищают Храм Моркаты, и если ему будет грозить настоящая опасность, даже восстанут из небытия.

Покрутив в руках веточку и слушая свои смешанные чувства, я всё же вернул её Луке. Тот с облегчением спрятал своё сокровище за пазуху.

Интуиция подсказывала мне, что это всё неспроста, и Вечное Древо явно ведёт Луку по его собственному, особому пути, но опасности я не чуял. Лишь испытал досаду, что раньше не заметил, с какой-такой веточкой играет мальчик.

Прикрыв глаза, я на всякий случай прислушался, что мне подскажет Белый Камень в Губителе. Перед глазами замелькали какие-то смутные видения из будущего, но тревоги я от них не ощущал, хотя так и не смог разглядеть чего-то конкретного.

— Быть может, было бы правильным посадить эту ветку? — задумчиво спросил бард.

Мальчишка лишь надулся, чуть отвернувшись, а бард пожал плечами.

— Кстати, Виол, — усмехнулся я, — Вы с Креоной теперь родственные души…

Виол удивлённо округлил глаза, а чародейка возмущённо выдала:

— В смысле⁈

Пришлось поведать о ночном визите богини и о том, что проклятие Виола отчасти подконтрольно ей. На что бард даже возмущённо подпрыгнул:

— Но я же южанин!

— Благодари свою северную любовь…

— Креону⁈ — Виол тут же повернулся к ней, и та сама удивлённо ткнула пальцем себе в грудь.

— Меня⁈

— Да не эту любовь, вестник тугодумия! А ту, которая суженая царя Хладоградского, это она вымолила тебе спасение.

Бард плюхнулся на задницу, облегчённо растянувшись в глупой улыбке.

— Ах, моя ты Аглая, что ж ты натворила? И как я сам не догадался⁈

— В любом случае, это хорошо, — сказала Креона, — От великой богини зависит, будешь ли ты обращаться, гусляр.

— Скорее, от её настроения, — добавил я.

* * *

После завтрака пришло время собираться в путь, и тут обнаружилась новая напасть. Одно колесо у фургона не пережило вчерашних приключений и просто отвалилось.

После непродолжительного спора и нескольких попыток починить неожиданно выяснилось, что наши попытки сделали ещё хуже, и что особо умелых колесников среди нас не было. Только неумелые…

Когда у фургона отвалились другие колёса, я со вздохом посмотрел на свои варварские руки — огромные, жилистые, способные стереть в труху крепкий камень. И понял, что с ремонтом они, к сожалению, не справятся.

Потом я покосился на Виола, и тот сразу отмахнулся:

— Я бард! Да и вообще, я царский сын… Откуда мне уметь чинить кареты?

Бам-бам понюхал полуразваленную повозку, качнул её лапой и чихнул. Зато Лука с воодушевлением поднял молот:

— Я могу! — потом добавил, — Если научите.

— А может, бард, у тебя есть какая-нибудь песня? Ну, покруглее, чтобы телега ехала.

— А может, громада, в тебя вселился ещё какой-нибудь колёсный бог? — ревниво возмутился Виол, — Который подскажет, как нам теперь везти это странное семя.

— Сделаем волокуши? — предложил я.

— Погодите, так фургон не нужен? — Креона удивлённо посмотрела на нас.

— Видит Маюн, без колёс нет.

— Ох, мужчины, — чародейка со вздохом прошла мимо нас с пустым мешком, оставшимся от провизии.

Открыв дверцу, она зашуршала в фургоне соломой, а потом вытащила уже набитый мешок и вручила мне.

— Но семя нельзя трогать! Неужели ты не поняла? — Виол уставился на чародейку, а та пожала плечами.

— Да я и не трогала, гусляр. Оно в соломе так и осталось.

С досадой я потыкал пальцем в мешковину, под которой хрустела солома, и покачал мешком, не чувствуя ничего особенного. Потом, переглянувшись с Виолом, мы с ним застопорились на несколько секунд, раздумывая, а зачем вообще тогда телегу катили?

Ну ладно я, варвар… А он-то чего не догадался? Взгляд Виола тоже лучился оправданием и праведным возмущением. Он же бард, его дело музыка, да и вообще у него тяжёлая душевная травма.

— Идёмте уже, — Креона, захватив другой мешок, где осталось ещё чуть-чуть еды, вышла на дорогу.

* * *

Наш путь так и пролегал через ровные жёлто-зелёные поля, такие огромные, что далеко на горизонте они буквально растворялись в небе. Когда я ехал в клетке работорговцев, то мало следил за дорогой, но всё равно сейчас мой взгляд отмечал некоторые места.

Тот холм на горизонте видел… Кажется, вон то дерево тоже… И здесь дорога так плавно поворачивает, тоже помню…

Кутень, который разведывал для нас дорогу и впереди, и позади, то и дело возвращался, принося Бам-баму то зайца, то перепёлку. Медоёж с удовольствием этим хрустел, и я даже удивился, как звери сдружились.

Довольно скоро мы, практически не делая остановок, достигли того места, где погиб весь караван. Здесь уже ничего не намекало, что произошла трагедия, лишь пара сгоревших остовов от телег выглядывала из зарослей травы. Кто-то оттащил их с дороги.

Мы немного подождали, пока Креона, сидя на дороге, помолилась богине Моркате за душу своей подруги и сподвижницы Тиары. Бард исполнил какую-то заунывную песню, которая, как ни странно, очень брала за душу… Так брала, что чародейка расклеилась и заплакала.

Именно этот злополучный караван работорговцев столкнул наивных алтарниц, отправившихся на поиски своей наставницы, с суровой реальностью. И наверняка Креона ощущала на себе груз вины за смерть Тиары.

Я положил руку ей на плечо, чародейка подняла заплаканные глаза. Наверное, требовались какие-то слова утешения, но я сказал другое:

— Насколько знаю, здесь было замешано пятеро Тёмных. Марионетка Вайкул и Ефим из Солебрега уже мертвы. Левон из Моредара мёртв, — я чуть стиснул её плечо, — Остались Шан Куо из Лучевии и таинственный маг из Таша, столицы Межедара.

Слёзы на глазах Креоны мгновенно превратились в искорки инея.

— Таш далеко, — сухо сказала она, — Очень далеко.

— Они сами к нам придут, верь мне. Мы идём туда, куда им нельзя нас допустить.

Чародейка поднялась. Утёрла ледяные капли со щёк, потом глянула на свои руки.

— Мне бы опять оружие. Жезл у меня отобрали.

Мы двинулись дальше.

— А мне лютню, —