были нанесены скейтбордом из кленового дерева («Бомб-Хилл Круизер», как ему сказали). Прокурор ответил ему, что, если жюри присяжных признает его виновным, ему грозит от трех до пяти лет тюрьмы, не говоря уж о неизбежной финансовой компенсации.

Слыша щебет молоденькой адвокатши, Джек понял, что с ее помощью его ждет скорее пять, чем три. И вот тогда-то управляющий супермаркета, в котором он установил двенадцать огромных холодильников, поговорил с ним по-дружески. Этот человек сам имел некоторые проблемы с законом и пришел к выводу, что в суде присяжных побеждает не лучшая позиция, а лучший адвокат. Он порекомендовал Джеку специалиста, которому был премного обязан. Райан Фаррелл был, по его словам, опытным юристом, хитрым, изворотливым и… начисто лишенным совести. Но дорогим.

Открывая зеленый файл, Джек видел первый счет от Райана Фаррелла: 8000 долларов. Что вы подумали? Ничего подобного. Всего лишь задаток. Джеку не надо было поднимать листок, он и без того слишком хорошо знал следующие. Гонорары и счета росли и множились, как было сказано… без совести.

Поначалу Фаррелл не произвел на него большого впечатления. Малорослый, почти лысый человечек со взглядом, замаскированным дымчатыми стеклами очков в черепаховой оправе. Он слушал объяснения Джека со скучающим видом, не задавая ни единого вопроса и не записывая ни слова на чистом листе бумаги, который постоянно держал перед собой. Раздраженный и еще больше встревоженный, Джек наконец спросил его, считает ли он дело проигранным. «Нет, вовсе нет», — ответил адвокат. «Почему же вам неинтересно, что я рассказываю?» — удивился Джек, сорвавшись на агрессивный тон. Райан Фаррелл тонко улыбнулся. «Вы мой клиент, мистер Стивенсон, — сказал он. — Мне не нужно ничего знать о вас. Единственное, что меня интересует, — это наш противник».

Краудер. Люк Краудер.

Противник. Никогда до дня процесса Джек не мог считать поименованного Краудера таковым. Для него отец маленького Тима был, мог быть только жертвой. Делало ли это его, Джека Стивенсона, виновным, убийцей? Он надеялся, что нет. У его адвоката будет несколько часов, чтобы убедить присяжных, что это был лишь досадный несчастный случай. Рок.

За минуту до того, как войти в зал суда, Фаррелл шепнул ему на ухо: «Вы должны понять одну вещь, мистер Стивенсон. На скамье подсудимых будете вы. Не рок. Никто не вправе судить судьбу. В тюрьму не сажают невезение. Не приговаривают к электрическому стулу злую участь. Нам придется биться. И я не обещаю вам, что это будет легко-легко».

Была ли это насмешка рока? Джек не мог бы объяснить, почему и как часть досье, посвященная суду, оказалась в папке вишнево-красного цвета. Наверняка еще одна оговорка по Фрейду! В досье были административные документы, повестки, короткие памятки, написанные адвокатами, его и противной стороны. Остальное составляли записки самого Джека.

Джек сбит с толку. Он ожидал чего-то величественного и торжественного, просторного зала, где два лагеря будут противостоять друг другу на расстоянии. А зал оказался тесным, душным. Судьи, адвокаты, присяжные, защита и обвинение едва не касаются друг друга. В первый же момент он видит его перед собой, протянув руку, может обменяться с ним рукопожатием. Люк Краудер. Не в пример жене — та вся в черном, съежилась на стуле, — Краудер отнюдь не выглядит раздавленным горем. Он здесь, чтобы добиться правосудия. Нет, не правосудия — мести. Его тело напряжено от гнева, глаза горят ненавистью. Рядом с матерью сидит молодой человек лет двадцати двух, старший брат юной жертвы.

Первый день процесса — сущий ад. Адвокат семьи Краудер старается доказать, что речь идет не о несчастном случае, но об убийстве. Из заключения судебного медика и отчетов экспертов следует, что Джек Стивенсон превысил скорость. В тумане, в густом тумане, подчеркнул адвокат, это не просто превышение скорости — это преступление. Что же до того факта, что обвиняемый зачем-то съехал с автострады и заплутал на площадке, предназначенной для мирных жителей близлежащих кварталов… он просто не знает, как его квалифицировать. Тем не менее он делает это чуть позже. Джек Стивенсон — опасный псих за рулем, сумасшедший, обувший свою старую «Импалу» в шины Z-rated, позволяющие развивать скорость вдвое выше дозволенной в этой стране. Еще немного, и он бы — палец вытянут, подбородок дрожит — обвинил Джека в том, что тот устроил маленькое городское сафари и сознательно выбрал мишенью юного Тима Краудера. Внезапно в его устах туман больше не пособник несчастья: туман становится занавесом, опущенным убийцей над своим гнусным преступлением. Спустя годы Джек еще слышит эти слова: «Да, идеальное преступление! Ибо мистер Стивенсон сидит сегодня на скамье подсудимых лишь в силу величайшей случайности… и, конечно, компетентности и самоотверженности нашей славной полиции».

Фаррелл, адвокат Джека, и бровью не ведет. Он даже, кажется, почти не слушает своего собрата. Время от времени, как бы для виду, он черкает несколько слов в блокноте, который извлекает из крокодилового футляра. Джек смотрит на присяжных. Они тоже почти не реагируют, что успокаивает. Они дремлют, задыхаясь в душном зале.

Чувствует ли адвокат семьи Краудер, что ему трудно привлечь внимание аудитории? Но он вдруг меняет тон и стратегию. Он не говорит больше о несчастном случае, о лихачестве, он говорит о ребенке. Звенящим голосом он рисует портрет жертвы. Тим — ангел, примерный ученик, образцовый сын. Невзирая на протесты Райана Фаррелла, вяло поддержанные судьей, адвокат Краудеров показывает двенадцати присяжным фотографию мальчика и его школьный табель с отличными оценками. Потом он читает стихотворение, которое Тим сочинил ко Дню матерей. Миссис Краудер горько рыдает, и Джек видит, как в первом ряду присяжных две женщины достают носовые платки. Впервые Фаррелл наклоняется к нему и делится своим впечатлением: «Это скверно».

На следующий день слово предоставляется защите. Фаррелл тоже начинает с изложения обстоятельств несчастного случая. Он вызывает в качестве свидетеля бывшего консультанта сайта AccuWeather.com. Старого зубра метеорологии, по словам которого, в последний раз столь же скверные условия видимости в районе Балтимора, как в вечер драмы, были пятьдесят семь лет назад. Подкрепляя факт, Райан Фаррелл мрачным тоном зачитывает список других аварий, случившихся в этот день в окрестностях города: одиннадцать, из них две со смертельным исходом. И он выдает коронную фразу: «Дамы и господа присяжные, на скамье подсудимых перед вами должен находиться не Джек Стивенсон, а туман».

Джек удивлен, что сомнительного вкуса шутка вызвала улыбку у трех или четырех из двенадцати. А адвокат уже обрушился на нового виновного: городское освещение. Уличные фонари на парах натрия, конечно, дают желто-оранжевый свет с сильным контрастом в туманную погоду, но многие из них