Так уж вышло, что, оставшись бесконтрольным, Гаврилов и не думал предаваться унынью и лени. Время от времени он проводил занятия по боевой подготовке в своей отдельной роте, вот только интенсивность этих занятий резко упала – так, только чтобы поддерживать форму. Основные же усилия были направлены на устройство позиций в местах возможных высадок в окрестностях бухты Инченцзы. На побережье как грибы вырастали взводные опорные пункты, включающие в себя два дзота, пару блиндажей, которые соединялись между собой извилистыми траншеями. На фоне всеобщего строительного бума в этом районе все выглядело достаточно незаметно, а потому и вопросов у начальства особо не возникало. Не бездельничает подразделение, готовит позиции – стало быть, все в порядке, а чей приказ выполняют – так не все ли равно.

В настоящий момент было уже готово три таких опорных пункта вдоль побережья, от которых непосредственно до берега расстояние не превышало версты. Нельзя сказать, что Семен рассчитывал только при помощи их вести оборону этих мест, – траншеи были куда разветвленнее и могли вобрать в себя всю его отдельную роту, были оборудованы и позиции для минометов и артиллерии.

Закончив с этим, он начал усиливать линию обороны. Была мысль использовать мины, благо в каждом взводе было по два бойца, обученных минно-взрывному делу, а со всеми бойцами проводились занятия по установке растяжек и мин, так что общее понятие они имели. Поэтому минное заграждение можно было поставить весьма быстро. Вот только выставлять их здесь он считал неразумным: воспользуются японцы именно этим направлением или нет – неизвестно, а вот так наобум использовать оружие, которого был весьма ограниченный запас, не хотелось.

Дело в том, что более простые конструктивно и в использовании противопехотные мины фугасного действия в деревянном корпусе не отличались герметичностью, а пироксилин, имеющийся в распоряжении русских, был гигроскопичен. Вот и приняли решение из арсенала изобретений использовать только гранаты и прыгающие мины, так называемые «лягухи», у которых с герметичностью как раз все было в порядке, но эти мины были и сложнее в изготовлении. В общем, они имелись, но не так чтобы разбрасываться ими направо и налево.

Позиции устраивались таким образом, чтобы в случае необходимости можно было их использовать и для обороны с сухопутного направления, прикрывая железнодорожное полотно и старую Мандаринскую дорогу, которые на этом участке сходились и дальше шли практически параллельно до окончания горной гряды. Правда, дзоты имелись лишь на побережье – Семен решил в первую очередь обезопасить именно это направление.

Но нельзя сказать, что Гаврилов ориентировался только на оборонительные позиции. Они были на случай, если русским удастся удержаться на прежних позициях, в чем он, собственно, не сомневался. Но, как говорится, нет крепостей, которые рано или поздно не падут, нет обороны, которая не будет прорвана. Все зависит от упорства противоборствующей стороны. Поэтому взводы по очереди совершали трехдневные выходы, прочесывая местность и отыскивая банды хунхузов, пару даже сумели уничтожить, а главное – досконально знакомясь с местностью, приучаясь действовать самостоятельно в отрыве от основных сил.

– Что за часть?

Окрик был неожиданным и прозвучал настолько властно, что никто даже не усомнился в том, что поинтересовавшийся имеет все полномочия для того, чтобы задавать вопросы, и мало того – получать на них незамедлительные ответы. Солдаты тут же вытянулись по стойке «смирно», взяв лопаты к ноге, словно винтовки. Унтер, хоть и в годах, ловко выпрыгнул из котлована и предстал перед восседающем на гнедом жеребце в окружении офицеров генералом с густой черной бородой – не сказать что окладистой, но не клинышком, какие сейчас предпочитали многие, – такая борода была в ходу скорее при батюшке нынешнего царя.

– Ваше превосходительство, унтер-офицер отдельной ополченческой роты Летяхин. Третий взвод производит работы по устройству полевых укреплений в направлении возможной высадки десанта противника.

Генерал Фок, а это был именно он, не без одобрения осмотрел ладную фигуру бывалого солдата. Вот ведь вместе со всеми только что махал лопатой, а в мгновение успел привести себя в порядок и предстать перед начальством во всей красе. Понятно, что и землица на обмундировании, и руки грязные, как и подобает человеку, только что ковырявшему землю, но орел.

– Что же ты, унтер, такую охрану выставил, что не упредил о приближении посторонних?

Летяхин скосил глаза на бойца, замершего словно каменное изваяние по стойке «смирно», винтовка в положении за спиной, выправка отменная, вот только солдат смотрит на его превосходительство так, что, ей-ей, еще малость – и в обморок грохнется. Ну хорошо хоть так, не то он уж подумал, что стервеца и на месте-то нет.

– Так что сомлел служивый при виде вашего превосходительства. Но не извольте беспокоиться – при виде противника орел.

– Орел, говоришь?

– Так точно, ваше превосходительство.

– Что же, бывает, что своего начальства солдатики побольше боятся, чем врага. Вот только неправильно это. Недоработка, унтер Летяхин.

– Исправлюсь, ваше превосходительство.

– Кто командир роты?

– Подпоручик Гаврилов.

– А вызови-ка его сюда.

– Слушаюсь. Измайлов, пулей в блиндаж – и телефоном вызови их благородие.

– Слушаюсь! – Конечно, человеку за лошадью не угнаться, но, глядя на то, как понесся солдат, в этом утверждении можно было и усомниться.

– Так у вас в роте что же, телефонная связь налажена?

– Так точно, ваше превосходительство. Всего в заливе четыре наблюдательных пункта, все с телефонами, их благородие должен быть где-то на позициях, так что скоро будут.

– Эк, братец, ты и горластый, оглушил совсем.

– Дак, а… – растерялся унтер от подобного обращения. Вот вроде и сказал что-то генерал и вроде бы и ответить нужно, а что ответить-то?

– Иди, братец, занимайся, а я тут подожду твоего командира. Да часовому скажи, чтобы на посту не камнем торчал, а службу нес, а то, не ровен час, хунхузы подберутся. – При этих словах он непроизвольно помял плечо, которое все еще беспокоило Александра Викторовича.

Из госпиталя его выписали уже через две недели после ранения по его настоятельному требованию. Так что, едва оказавшись за дверями этого лечебного учреждения, он тут же вернулся к своим прежним обязанностям, сразу направившись в расположение дивизии. Здесь у него произошла встреча с Кондратенко, которого он откровенно недолюбливал, и то, что Роман Исидорович фактически распоряжался его дивизией, хотя командовал ею Надеин, Фоку очень не понравилось.

Но как бы он ни относился к Роману Исидоровичу, его начинания в плане устройства новых укреплений воспринял вполне благосклонно, но, скорее всего, это было вызвано тем, что предложения исходили не от самого Кондратенко, а от подполковника Рашевского. Александр Викторович вовсе не был ярым приверженцем всего старого и ничуть не был чужд чего-либо нового, вот только человеком он был весьма самолюбивым. Назначение Кондратенко, человека, с которым он всячески соперничал, начальником сухопутной обороны, а по факту – его, Фока, непосредственным начальником, – никак не могло способствовать налаживанию отношений между двумя генералами. Так что он всячески старался выпроводить начальника куда подальше… В Порт-Артур, благо там забот по возведению укреплений было куда как много.