статую Альма-матер под снегом: набросала карандашом контур, но получилось совсем не похоже.

В кармане у меня лежал пакетик орехов с сухофруктами, мне его всегда давал с собой папа, чтобы можно было быстро перекусить, но сейчас у меня совсем не было аппетита. Мне было одновременно жарко и холодно, а еще хотелось спать.

Я отодвинула бумагу и фломастеры в сторону и положила голову на стол.

– Солнышко, что с тобой? – прошептал папа.

– Не знаю, – пробормотала я.

Папа положил мне руку на лоб.

– Бедная, да ты вся горишь! Идем домой – ты заболела.

Мама с Бабушкой потом очень долго спорили, что же послужило причиной моей болезни. Мама утверждала, что я заразилась вирусом, а Бабушка считала, что я заболела, потому что каталась на санках без шапки. Спор этот так и не был разрешен, и каждая из них осталась при своем мнении.

Утром мама повела меня к врачу. Вернее, правильней сказать, понесла. Мне было слишком плохо, чтобы самой идти, и я свернулась калачиком у мамы на груди, пытаясь таким образом облегчить ей ношу. Хорошо, что врач принимал в соседнем от нас доме.

Полная медсестра в приемной встретила нас дежурным вопросом:

– Hello! How are you? Добрый день! Как у вас дела?

«How are you?» – стандартное приветствие в Америке, формальность. Обычно на такой вопрос здесь принято отвечать, что у вас все хорошо. А рассказывать длинные истории из своей жизни тут не принято.

Но моя мама очень эмоциональный и искренний человек. К тому же мама – журналист, и ее работа – выведывать разные интересные истории и пересказывать их.

Поэтому она часто расспрашивает людей о том, как у них дела, и всегда внимательно выслушивает их. Однажды, например, мы с мамой опоздали в школу, потому что совершенно незнакомая женщина спросила у мамы, который час, а потом долго жаловалась на свое здоровье. Мама считает, что если уж вы спросили у человека, как у него дела, то должны выслушать его. А если вам до этого нет дела, тогда и спрашивать не нужно.

К тому моменту, как мама внесла меня в приемную врача, она была уже не в лучшей форме. Во-первых, все мамы переживают, когда их дети болеют, особенно если у детей высокая температура. Во-вторых, из-за того, что я заболела и не пойду в школу, маме с папой придется пропустить лекции в университете, а у них на носу экзамены. И в-третьих, я была довольно тяжелая, и маме было нелегко меня нести.

– Как у меня дела? – не выдержала мама. – Вы правда хотите знать, как у меня дела?

– Да… – Медсестра попятилась назад.

– А как вы сами думаете? Если я пришла к вам рано утром с больным ребенком, как у меня могут идти дела? У вас тут поликлиника или парк аттракционов?

С этими словами мама плюхнула меня в мягкое кресло в приемной. Видимо, для продолжения беседы с медсестрой ей нужно было освободить руки. Мама принялась пересказывать на английском то, о чем перед уходом жаловалась папе на русском (я поняла это по знакомым словам).

– Как у меня могут идти дела, если у меня заболел ребенок, если она вся горит и здесь, в отличие от России, я не могу купить ей ни одного лекарства без рецепта? – сказала она, тряся в воздухе руками. – А через несколько дней и у меня, и у мужа экзамены, а мы еще даже не начинали к ним готовиться, а наши родители находятся за океаном, и нам абсолютно некого попросить посидеть с больным ребенком!

Медсестра все больше и больше вжималась в стену.

– Так что дела у меня не ахти как, честно вам скажу, бывало и лучше. А если быть совсем откровенной, то дела у меня плохо!

Ситуация явно выходила из-под контроля, и мне пришлось спасать положение.

– Мам, на вопрос «How are you?» лучше просто отвечать «I am fine!» – прошептала я ей. Затем повернулась к медсестре и сказала так бодро, как могла:

– We are good. We are fine. У нас все хорошо. У нас все нормально, – просипела я с кресла. А потом добавила: – I am sorry. Извините.

– It’s okay, sweetie. Все нормально, дорогая, – с облегчением ответила медсестра.

Решив, что туча миновала, медсестра собралась уже отойти от стены, как вдруг мама двинулась ей навстречу.

Боже мой, что сейчас будет… Видите ли, когда моя мама спокойная, она очень воспитанная и культурная. Но когда она вспылит, то тогда спасайся кто может.

Перед глазами у меня замелькали сцены из фильма ужасов, одна другой страшнее. Вот в стене зияет громадная дыра, а несчастная медсестра пытается выбраться из-под груды кирпичей. Вот воет сирена, в приемную к врачу вбегает отряд полицейских, и маму уводят в наручниках. Вот мама томится в американской тюрьме, свой экзамен она, естественно, не сдала, а мы с папой живем одни и питаемся замороженной едой из магазина, что очень печалит Бабушку.

Но сцена, которая произошла на самом деле, гораздо больше подошла бы для Бабушкиного сериала, чем для фильма ужасов.

Мама приблизилась к медсестре, обняла ее большое и мягкое тело и принялась всхлипывать у нее на плече.

– It’s okay. Все нормально, – повторяла медсестра и гладила маму по спине. – It’s going to be fine. Все будет хорошо.

Когда мама утешилась, а медсестра оправилась от потрясения, нас пригласили в кабинет врача. Мама подняла меня на руки и понесла, крепко прижав к груди. Я обняла ее за шею и прошептала:

– Мам, не волнуйся, ты сдашь свой экзамен. Ты будешь лучшей студенткой на своем курсе. Потому что я нашла сову.

– Какую сову, Анечка? Бедная моя, ты бредишь?

– Сову, которая спрятана в статуе.

Глава 14. Новый год

Я проболела целую неделю – провалялась в постели с высокой температурой и больным горлом. Мама с папой по очереди бегали на занятия и в библиотеку, а все остальное время проводили со мной. В день, когда у них обоих были экзамены, ко мне приезжал дядя Боря и рассказывал смешные истории из их с Лешей юности.

Мисс Джонсон писала маме электронные письма, присылала фотографии и рассказывала школьные новости.

Во-первых, мисс Джонсон устроила в нашем классе праздничную вечеринку, holiday party. Она принесла большую коробку с печеньями, и дети украсили их сладостями – шоколадным кремом, посыпкой и мармеладными мишками, gummy bears, – а потом, естественно, все это съели. Черепаху Джорджию угостили