Через две недели виконт де Мариньи и маркиз д'Артуа ехали по одной дороге, но в разных каретах. Виконт с трудом выносил заносчивость маркиза, и был рад решению будущего тестя добираться до шато по отдельности.

Стоило им показаться в Байе, как во всех близлежащих деревнях, принадлежащих маркизу, начался настоящий переполох. Естественно, гербы д'Артуа здесь не видели уже много лет. Когда они подъехали к шато, бледная Николь стояла у входа, нервно теребя накинутую на плечи пелерину.

Маркиз едва кивнул дочери головой.

— Вылитая мать! Та тоже была бледной и холодной, как зимний снег. — Повернувшись к де Мариньи, поинтересовался: — Когда вы планируете жениться? И где?

Виконт, в кармане у которого лежало высочайшее разрешение на поспешное венчание, сердито бросил:

— Здесь. Как только Николь согласится стать моей женой.

В ответ на это маркиз лишь небрежно передернул плечами.

— А кто ее спрашивает? Я даю согласие от ее имени. Так что можете венчаться хоть сейчас.

У Николь от боли и гнева синим пламенем засверкали глаза и она с ненавистью посмотрела на человека, называвшегося ее отцом. Чтобы избежать ненужных осложнений, де Мариньи оттеснил ее в сторону и чопорно спросил маркиза:

— Сколько вы здесь пробудете?

Тот ответил с плохо скрываемой брезгливостью:

— На венчание не останусь. Да я вам и не нужен. Дам соответствующие распоряжения и снова в путь. — Посмотрев на небо, озабоченно пробормотал: — Надеюсь, дождя не будет.

Через два часа, не соизволив даже кивнуть на прощанье единственному оставшемуся в живых ребенку, маркиз отбыл, оставив зятю дарственную на поместье с шато и выделив дочери небольшое приданое.

Николь вежливо поблагодарила пришедшего в дом по требованию маркиза падре Шарни и, проводив его до ограды парка, вернулась в комнату, где ее нетерпеливо ждал жених.

— Вы довольны собой, не так ли? — ее голос звенел безнадежностью и тоской.

Виконт подошел к ней поближе и, к ее изумлению, опустился перед ней на одно колено. Низко склонив голову, глухо попросил:

— Николь, я почтительнейше прошу вас оказать мне честь стать моей женой!

Она фыркнула, как рассерженная кошка.

— Зачем вам мое согласие? Ведь вам его уже дал мой отец.

Подхватив пышные юбки, она бросилась прочь из комнаты, но де Мариньи оказался проворнее. Ухватив ее за руку и не пуская за порог, настойчиво посмотрел в ее потемневшие до фиолетового цвета глаза.

— Если вы не согласитесь, я отменю венчание. Но подумайте хорошенько — вы что, хотите всю жизнь прожить так, как жили? Без любви, защиты, нежности? И не горячитесь, Николь. Взгляните на жизнь здраво. Уверяю вас, что полюбил вас с той минуты, что увидел. Пусть вы еще не любите меня, но я сделаю всё, чтобы любовь ко мне поселилась в вашем нежном сердце.

Он говорил так ласково и смотрел на нее так просительно, что она заколебалась. Поняв, что почти выиграл сражение, виконт удвоил усилия.

— Мы поедем с вами в свадебное путешествие, за время которого шато будет приведен в порядок. Вы побываете в замке моего старшего брата, графа Монферен. Уверяю, вас примут там радушно и почтительно, как мою законную жену. И зовите меня, пожалуйста, Поль.

Николь посмотрела на него с сомнением, но уже без прежней вражды. Он заметил, как в глубине ее глаз появилась искорка, похожая на надежду, но гордость не дала ей согласиться на его предложение сразу. Она вышла, так ничего не ответив, но виконт знал, что это была капитуляция. И в самом деле, на венчании, состоявшемся на следующий же день, она тихо, но твердо ответила «да».

Брачная ночь превзошла все ожидания де Мариньи. Изнемогшая от непрерывных ласк мужа Николь дрожала от переполнявших ее чувств. Но в эту ночь она так и не ответила на его страстные признания в любви. Но у них было впереди много и дней и ночей и в конце концов он услышал долгожданные слова. Те самые, что он сказал ей в их первую ночь:

— Я люблю тебя. Бесконечно. Навсегда.

…Из пучины воспоминаний Дюмона вырвал нежный голос Элен:

— Милый! Ты где?

Пришлось откликнуться на этот еще совсем недавно столь желанный голос. Но теперь, идя подле невесты по выложенной узорной плиткой дорожке, Поль остро понимал, что рядом с ним совершенно чужой ему человек. Это было несправедливо, даже постыдно, ведь именно он столько времени добивался ее внимания и любви, но что он мог поделать? Всё было решено задолго до его рождения…

После сытного ужина в небольшом деревенском ресторанчике Элен нежно положила руку на плечо жениха и соблазнительно улыбнулась.

— Я думаю, что мы вполне можем взять на эту ночь один номер. В принципе, до свадьбы осталось совсем немного…

Дюмон передернулся. Как ей сказать, что свадьбы не будет? Как можно спокойнее, с уверенностью, которой вовсе не ощущал, пообещал:

— У нас всё впереди, Элен. Давай не будем торопить события. К тому же я обязался твоему отцу вести себя как настоящий джентльмен. Как я буду смотреть ему в глаза, если нарушу слово?

Элен со смущенным смешком хотела что-то возразить, но он строго выговорил:

— И очень прошу тебя, не вынуждай меня это сделать. Для меня это вопрос чести.

Покраснев и закусив губу, Элен смирилась. Они взяли разные номера, причем Поль для безопасности попросил поселить их на разных этажах, и в десять часов разошлись, пожелав друг другу спокойных снов.

Дюмон попытался заснуть, но спокойного сна не было. Не было вообще никакого сна. Только беспокойство и томление, заставлявшие его метаться по комнате. Смирившись с этим, часа в два ночи он оделся и бесшумно пробрался по вестибюлю мимо клюющего носом портье.

Ярко освещенное неверным светом луны шато казалось нереальным, как виденье. Поль внимательно посмотрел на небо. Скоро полнолуние, никаких фонарей не нужно. По серебристой лунной дорожке он прошел к торцу длинного здания. Он прекрасно знал, где был вход в подземелье, но есть ли он сейчас? Не завалили ли его в последующие годы?

Прекрасно видимая в свете полной луны небольшая тяжелая дверь была на прежнем месте. Поль несколько раз толкнул ее, каждый миг ожидая предупредительного воя сирены. Он даже заготовил оправдательную речь для охранников музея, впрочем, не очень убедительную.

Но, как ни странно, сигнализация молчала, а может быть, дирекция музея не сочла нужным ставить дорогую систему охраны на то, что не представляло в их глазах никакой ценности. И зря, Поль прекрасно помнил, что из подземелья внутрь можно пробраться по нескольким тайным переходам. Эх, если бы их с Николь в свое время бросили в другую камеру, они могли бы попытаться уйти.

Источенная временем дверь была закрыта. Припомнив прошлые времена, Поль пошарил под камнем рядом с ней, и, к своему удивлению, вытащил старый, проржавевший ключ. Ни на что не надеясь, вставил его туда, где должна была быть замочная скважина. Попав в нее с пятой попытки, изо всех сил налег на ключ, рискуя сломать. И, о чудо! — тот с тоскливым скрипом повернулся.