«Не думаю, что это была такая свадьба», – холодно ответила я.

Я страшно злилась несколько дней. Не только из-за того, что Эми вышла именно за Блейка, но и из-за того, что из всех мест она выбрала Майами. Эми вряд ли вообще о чем-то думала. Она находилась в своем эгоистичном мирке и не заботилась о других людях.

Майами? Место, куда я прилетела 35 лет назад, ставшее для меня источником свободы и познания мира, местом работы. Всю жизнь я держалась за тот позитивный отрезок жизни, полагаясь на него в моменты сомнения и слабости. Теперь там была Эми – с финансовыми и профессиональными возможностями, в разы превосходящими мои – занимаясь чем? Сливая все в унитаз ради отношений с безнадежным человеком.

Я пыталась не думать об этом невероятном разочаровании. Но я не сверхчеловек, и случившееся не могло на меня не влиять. Сомневаюсь, что я смогла бы принять Блейка, но в альтернативной реальности мне бы хотелось участвовать в предсвадебных хлопотах: как и любая мать, на празднике я бы носилась меж красивых платьев и подружек невесты. Не в этой жизни. Мне лишь хотелось, чтобы Эми выбирала то, что делает ее по-настоящему счастливой. Теперь романтический флер моих мечтаний был развеян.

Самым неприятным стало то, что весь мир увидел свадебные фото моей дочери раньше меня. Это было ужасно: во всех таблоидах были фотографии Эми в мини-платье с якорями и улыбающийся Блейк. Меня беспокоил непомерный аппетит людей к публичным крахам Эми, но стало заметно, что в это втянулась и она сама. «Все это – одно большое шоу», – продолжала твердить я. Но то было лишь репетицией.

Лето продолжилось, как и началось – Эми находилась в своем пузыре наедине с Блейком, пытаясь соответствовать своему образу. В мае она выиграла еще одну награду Ivor Novello за «Rehab» в номинации «Лучшая современная песня». Это, конечно, стало поводом для праздника, но веселье быстро закончилось.

Не сказать, что свадьба Эми – это переломный момент в наших отношениях, но общение определенно стало натянутым. В моей жизни словно погасла еще одна лампочка. Я гадала, почему Эми отдалялась от меня: моя ли это болезнь, ее доброта или страх. Вскоре стало ясно, что она просто не могла контролировать себя и свои поступки и не хотела смотреть мне в глаза.

После первой встречи с Блейком в Джеффрис-Плейс, когда я принесла им свадебный подарок, я вышла из квартиры со странным ощущением. Она играла новую роль. На этот раз – образ подружки гангстера. Не знаю, взяла она его из фильмов или из рассказов Митчелла про Ист-Энд. Она звала Блейка «мой дружок», хотя ни я, ни Синтия так не выражались. Это был придуманный ею образ. Часть ее сердечности тоже исчезла. Ее поглощало нечто более сильное, чем любовь нашей семьи. И мне пришлось принять трещавшую по швам реальность. До конца того лета я пыталась этому сопротивляться, да и потом смириться не смогла. Не хотела. Было слишком сложно.

Я продолжала думать о шестнадцатилетней Эми, с которой мы сидели в офисе Ника Годвина с Ником Шимански и обсуждали детали контракта. Она была маленькой девочкой, упрямой и целеустремленной, но с огромным потенциалом. Теперь она летела, как ослабевший орел, – едва держась в воздухе. Могла ли я предотвратить катастрофу до ее начала? Мог ли хоть кто-то из нас? Ответ – нет. Слава берет свое.

Я едва видела Эми после их свадьбы. Мне приходилось приезжать в Джеффрис-Плейс, потому что Эми постоянно теряла телефоны или забывала про встречи. Ее невозможно было контролировать. Она буквально не ощущала связи со своей собственной жизнью.

Она также не замечала или не заботилась о том, как выглядела. У нее сломался зуб, кожа стала бугристой. Тогда я не знала о непомерном количестве наркотиков, разрушающих ее жизнь. Разве это был единственный способ выжить?

Мы с Митчеллом по-разному справлялись с ситуацией: он поступал жестко, а я принимала более мягкие решения. Мы ошибались и учились одновременно. Нет зависимостей, которые можно понять за ночь. Это так не работает. Каждый день ты делаешь по маленькому шажочку к пониманию происходящего, пытаешься проложить путь через эту мясорубку. Даже в самые темные дни я находила силы в разных вещах.

Тем летом Эми выступала на фестивале Isle of Wight, где совместно с Rolling Stones исполнила классическую мотаун-песню «Ain’t Too Proud To Beg». Меня там не было, но выступление я видела. Я словно смотрела на благородную, но брыкающуюся на старте лошадь. Эми, как призрак, без малейшего интереса ходила около Мика Джаггера в нетрезвом состоянии – тогда я винила алкоголь.

Пару лет спустя, когда Ричард игрался с музыкальным автоматом, который купили Эми и Блейк, она не дала ему поставить песню Rolling Stones «Honky Tonk Woman».

«Ты же выступала с ними!» – упрекнул он ее.

«Я вышла только, чтобы переджаггерить Джаггера, и я его переджаггерила», – огрызнулась она.

Боже мой, как женщина я, конечно, радовалась ее желанию утереть нос Rolling Stones, но к тому времени она превратилась в озлобленного на весь мир параноика.

В 2007 году выступления Эми с такими звездами, как «роллинги», придавали мне оптимизма. Хоть это и были мужчины, способные лучше контролировать эмоции, все они прошли через подобное в молодости и теперь были на другом берегу. Они пережили давление, огромное внимание и зависимости. Может быть, в группе это переживается проще. Эми же была женщиной-солисткой. Я не понимала, как крутится ее мир, но надеялась, что однажды она справится со всем этим и вернется к написанию музыки. Я всегда искала что-то положительное. «Она сильная, как и я. У нее получится».

Но утром 7 августа моим надеждам едва не пришел конец. Не помню, Митчелл или мой брат Мартин позвонил мне. Я даже не помню его слов – лишь то, что прошлой ночью Эми госпитализировали в больницу Университетского Колледжа после передозировки. Блейк был с ней в Джеффрис-Плейс, когда она побелела и начала трястись. Он перевернул ее на бок и позвонил Джульетт за помощью – я по-прежнему не знаю всей истории. До той минуты я и не думала, что в Блейке есть что-то хорошее.

Почти все утро я провела, пытаясь справиться с тошнотой. Мой телефон разрывался, но отвечать на звонки было сродни мазохизму. Меня оповещали о ситуации через Мартина и Алекса. «Не приходи, они скоро ее выпишут», – говорили мне.

Эми привезли в неотложку примерно в час ночи. Ей прочистили желудок. Позже выяснилось, что дело было не в алкоголе. Она приняла целый коктейль из наркотиков: героин, кокаин, кетамин и марихуану.

Как только Эми выписали, Митчелл отвез ее в отель Four Seasons в Хуке, Хэмпшир, который располагал собственной территорией и мог обеспечить нам приватность, хотя спустя пару часов все вокруг и было заполнено журналистами.

Мы с Алексом приехали туда лишь утром в среду 8-го числа. Как только мы съехали на гравийную дорогу, я испытала знакомое чувство страха. Что меня ждет? В каком состоянии будет Эми? Последние месяцы я отрицала, что Эми была запущенным наркоманом, игнорируя все очевидные знаки. Удивительно, как наш разум блокирует вредную информацию. Тогда я даже не произносила слово «передозировка» – таким жутким оно казалось. Я называла это «инцидентами» Эми. Теперь игра в прятки прекратилась.