А что в этом сочинении бодрости, может быть, кому-нибудь покажется маловато, то это неверно. Бодрость тут есть. Не через край, конечно, но есть. Последние же страницы книги прямо брызжут полным весельем и сердечной радостью.

Март 1927 г.

И.В. Коленкоров».

Зощенко как бы открещивается от повестей, приписывая их некоему «правому попутчику», не нашего, не пролетарского происхождения — И.В. Коленкорову. Но все эти «уловки» не помогли: в одной из главных советских газет — в «Известиях» 14 августа 1927 года появляется грозная статья М. Ольшевца «Обывательский набат». Отрывок:

«…Стяжав себе славу, как веселый и занимательный рассказчик, он в данной книжке занимается тем, что “пужает” читателя и сам “пужается”… для некоторой категории читателей это кажется особенно “пикантным” и привлекательным. Это для них, до некоторой степени, сладкий отдых от громких лозунгов революции с возвеличиванием коллектива пролетария и крестьянина, поднявшихся на борьбу за лучшие идеалы человечества».

Читать эту фальшивую статью, конечно, стыдно. Ясно, что на самом деле М. Ольшевец никакого отношения к «коллективам пролетария и крестьянина» не имел, жил, приспосабливался… А для Зощенко эта статья была опасна.

Зощенко, однако, и не думал сдаваться. Вдохновение поднимает высоко, все преграды кажутся мизерными.

К. Чуковский рассказывает в дневнике о своей встрече с Зощенко в октябре 1927 года:

«“…Ах, какую я теперь отличную повесть пишу… для второго тома 'Сентиментальных повестей', вы и представить себе не можете…”

Мы вышли на улицу, а он продолжал искренне восхищаться своей будущей повестью. “Предисловие у меня уже готово. Знаете, Осип Мандельштам знает многие места из моих повестей наизусть — может быть потому, что они как стихи. Он читал мне их в Госиздате. Героем будет тот же Забежкин, вроде него, но сюжет, сюжет”.

— Какой же сюжет? — спросил я.

— Нет, сюжета я еще не скажу… Но я вам первому прочту, чуть напишется».

После этого разговора первый том был дополнен лишь одной вещью, «Сирень цветет», и появилась примыкающая к «сантиментальному циклу» повесть «Мишель Синягин» (1930).

Ко второму изданию повестей Зощенко пишет второе предисловие:

«Ввиду многочисленных запросов сообщаем, что вышеуказанная подпись И.В. Коленкоров — есть подпись подлинного автора сентиментальных повестей.

Вот краткая биографическая справка о нем.

И.В. Коленкоров — родной брат Ек. Вас. Коленкоровой, тепло и любовно выведенной в повести “Люди” наряду с другими героинями. Он родился в 1882 году в городе Торжке (Тверской губ.) в мелкобуржуазной семье дамского портного. Получил домашнее образование. В молодые годы был пастухом. Потом играл в театре. И наконец, мечта его жизни воплотилась в действительность — он стал писать стихи и рассказы.

В настоящее время И.В. Коленкоров, принадлежащий к правому крылу “попутчиков”, перестраивается и, вероятно, в скором времени займет одно из видных мест среди писателей натуральной школы.

Сентиментальные же повести написаны им под руководством писателя М.М. Зощенко, ведущего литературный кружок, в котором около пяти лет находился наш славный автор.

И в настоящее время, выпуская эту книгу, Иван Васильевич приносит т. Зощенко свою благодарность и желает ему дальнейшей удачи в многотрудной педагогической деятельности».

Прием подставного рассказчика использовался в литературе многократно, к примеру, Пушкиным в «Повестях покойного Ивана Петровича Белкина» (Иван Петрович Белкин), Гоголем в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» (пасичник Рудый Панько). Делается это для того, чтобы создать ощущение подлинности: вещь, мол, не сочинена, а «найдена» или «пересказана писателю» — и, значит, во-первых, является абсолютно подлинной, а во-вторых, писатель ответственности за нее не несет — «я не я!..».

Однако, по мере «нарастания напряженности» вокруг повестей, Зощенко потребовалось писать предисловия и к третьему, и к четвертому изданиям. Так все силы могут уйти на написание предисловий!

«Предисловие к третьему изданию

В силу постоянных запросов сообщаем, что роль писателя М. Зощенко в этом труде свелась, главным образом, к исправлению орфографических ошибок и выравнению идеологии. Основная же работа принадлежит вышеуказанному автору И.В. Коленкорову. Так что по-настоящему на обложке книги надо было бы поставить фамилию Коленкорова. Однако И.В. Коленкоров, не желая прослыть состоятельным человеком, отказался от этой чести в пользу М. Зощенко. Гонорар же Иван Васильевич получил полностью.

Сообщая об этом, пользуемся случаем сказать, что некоторые сентиментальные нотки, нытье и кое-какое идеологическое шатание в ту и другую сторону — следует отнести не к руководителю литкружка, а отчасти к автору, И.В. Коленкорову, отчасти же к тем литературным персонажам, которые выведены в этих повестях.

Тут перед вашими глазами пройдет целая галерея уходящих типов.

И новому современному читателю необходимо их знать, чтоб увидеть уходящую жизнь во всех ее проявлениях. Июль 1928 г.».

И третье издание было раскуплено (не этими ли самыми «уходящими», которых якобы уже нет? Сколько же их на самом деле?).

Гнев начальства нарастал… Начальственный гнев вообще только и делает, что «нарастает». Пришлось писать аж четвертое предисловие!

«Предисловие к четвертому изданию

В силу прошлых недоразумений, писатель уведомляет критику, что лицо, от которого ведутся эти повести, есть, так сказать, воображаемое лицо. Это есть тот средний интеллигентский тип, которому случилось жить на переломе двух эпох.

Неврастения, идеологическое шатание, крупные противоречия и меланхолия — вот чем пришлось наделить нам своего “выдвиженца” — И.В. Коленкорова. Сам же автор — писатель М.М. Зощенко, сын и брат таких нездоровых людей, — давно перешагнул все это. И в настоящее время он никаких противоречий не имеет. У него на душе полная ясность и розы распускаются. А если в другой раз эти розы вянут и нету настоящего сердечного спокойствия, то совершенно по другим причинам, о которых автор расскажет как-нибудь после.

В данном же случае это есть литературный прием.

И автор умоляет почтеннейшую критику вспомнить об этом замысловатом обстоятельстве, прежде чем замахнуться на беззащитного писателя.

Апрель 1929 г. Мих. Зощенко

Ленинград».

В общем — виноват во всем Коленкоров этот! Говоря словами Зощенко: «В какую поездку втравил!» Что же это за повести, требующие такой многослойной защиты?

Вот повесть «Аполлон и Тамара». Начинается повесть до революции и до войны. Тапер Городского собрания Аполлон Перепенчук приходит свататься к юной красавице Тамаре Омельченко, восхитившейся накануне его музыкальным мастерством:

«Аполлон Семенович Перепенчук, одетый в жакет, с букетом олеандров и с коробкой постного сахара, пришел просить руки Тамары, она, с рассудочностью зрелой женщины, знающей себе цену, отказала ему, невзирая на просьбы своей матери и домочадцев.