— К стене, руки за голову!

Краем глаза Вадим следил за Леоном. Интересно, как он себя поведет, когда надо не командовать, а подчиняться? Да никак. Та же невозмутимость на лице. Его и Ходока обыскивал маленький гном, Вадима и Сандру — заросшее подобие Михи. Хлоп-хлоп-хлоп — прошелся по карманам, вдоль швов, в ботинки полез. Урод.

Закончил наконец. Но на всякий случай Вадим так и стоял, растопырив локти.

— Руки убрал! — приказала Сандра.

Что там еще?.. Да он ее лапает! Деловито ощупывает между ног, дышит в ухо, шепчет, и в штанах у него уже тесно. Врезать? А потом что? К стенке — и прощай жизнь? Пока он думал, Леон решил действовать: рывком повернулся к гному, тот аж подпрыгнул.

— Тебя попросили руки убрать, — ласково проговорил он, склонив голову вбок.

Но ласковость эта отдавала могильным холодом. И глаза… стылые, льдистые. Ни страха, ни ненависти — обнаженная решимость. Леон не двигался, но гном продолжал пятиться, пока не уперся в стену. Сообразив, что он делает, быстренько взял себя в руки, нацелил автомат на Леона.

— Вы это… не борзейте!

— Как я понял, ты должен отвести нас к Главному? — тем же тоном продолжил Леон. — Так веди!

— Ниче я тебе не должен! — огрызнулся гном и крикнул своему маленькому напарнику: — Че таращищься? Конвой организуй! Живо!

Конвой был серьезным: аж четыре человека. Сандра держалась Леона. Сжала его руку и уронила:

— Спасибо.

Улучив момент, она указала взглядом на конвоиров, незаметно провела пальцем по горлу и уставилась на него, ожидая ответа. Вадим на всякий случай напрягся, но Леон вздохнул и покачал головой. Если то, что рассказывала Сандра, правда, ему ничего не стоит свернуть шеи всем четверым, они и перднуть не успеют. Почему же он осторожничает? Шуметь не хочет?

Дальше штрек шел под уклон, высокий штрек, можно было не пригибаться. В стороны разбегались коридоры, некоторые — освещенные, некоторые — темные… На пути никто не встретился, но издалека доносились голоса, монотонно стучал молоток.

Вадим не узнавал местность. В тот единственный раз двигались в темноте с фонариками, и создавалось впечатление, что система — таинственное, мистическое место. Теперь же она превратилась в хорошо оборудованный подземный поселок: убрали завалы, подперли потолки в обвалоопасных местах. Околеть можно, а они живут. Те же плюс восемь, что и раньше, и так же сыро — рыжеватый известняк блестел от влаги.

На большой развилке Вадим направился было в открытый коридор, но замыкающий конвоир на него цыкнул, загремел ключами и отпер ржавую дверь, что справа.

И снова пост охраны. Здесь люди постарше, лет по сорок. И чище, чем мальчишка и гномы.

Названия гротов и штреков, которые Вадим помнил, были бесполезны… Другие люди оставили надписи на стенах, не могло здесь появиться ни «Тигриных колец», ни «Остановки первого вагона».

Еще одна развилка, дверь, охрана. Экскурсия закончилась в грот-кабинете, залитом теплым светом. Потолок в гроте был выше двух метров. Как они это сделали? Пол, что ли, снимали?

За столом восседал утомленный жизнью и мудростью дядя лет пятидесяти. Смотрел на пленников ласковыми глазами. На стене за Главным висел фотопортрет пожилого мужчины в комбинезоне и с налобным фонарем. Мужчина, чумазый, осунувшийся, счастливо улыбался.

Под потолком вполнакала горела забранная решеткой лампа, разливая по гроту мертвенный синеватый свет. Холодно. Сыро. Крепкие, почерневшие от времени деревянные скамьи, стол — вот и вся мебель. На скамьях — воняющая плесенью ветошь. После «беседы» у Главного пленников отвели в грот, заперли. Леон сразу сел, закрыл лицо руками. Вадим решил его не трогать. Ходок скалился, Сандра нервничала, ощупывала стены.

Вадим осмотрел комнатку. Кладка была крепкая, известняк — порыжевший от времени. С потолка свисали черные нити то ли плесени, то ли корней, пробивших камень, мерцали капли влаги. Чтобы дорогие гости не страдали от жажды, им оставили кувшин с водой. В углу — ведро, на случай, если произойдет процесс замещения жидкостей.

— Приплыли, — хрипло забормотал Ходок, — допрыгались! Я говорил, не надо через реку, говорил же! Лунарям Дизайнер нужен, а не мы, связали бы его, оставили и ушли спокойно. Все-о, теперь все-о…

— Что — все? — Вадиму надоел его бубнеж. — Сказали тебе: нас утром выпустят. И уйдем. Хотя ты можешь остаться, я плакать не буду.

— Да-а-а? Выпустят? Без оружия, без жратвы! Посмотрим, как ты по лесу поскачешь! Там разной дряни полно — сожрут тебя, не подавятся. Если отпустят. Это сегодня Главный добрый, а завтра — мало ли…

— Заткнись, — попросила Сандра.

Главный давеча вещал что-то возвышенное про идеалы гуманизма, ценность человеческой жизни, предлагал влиться в дружный коллектив и вместе противостоять системе. Кругом — анархия и произвол, лишь здесь, под землей, под мудрым руководством Главного — покой и благодать. Мы, мол, помним заветы предыдущего Главного, приведшего нас сюда! Помним и чтим его память!

Адъютанты — молодые люди в драной одежде — кивали в такт словам. У Леона лицо было — лучше не смотреть. Сандра сжимала и разжимала кулаки. Ходок вперился в пол. Вадим вдруг почувствовал себя ответственным за товарищей по несчастью. Они расклеились в подземельях, в непривычной обстановке, а он все-таки мог действовать, правда, не знал как. Обычно задачу «а что дальше» решал Леон. Теперь он сидел, уткнувшись в ладони, и не реагировал даже на стенания Ходока.

Дверь открылась с ржавым скрипом.

— Барышня, на выход, — позвал конвойный, — с тобой Главный будет беседовать!

Старый похотливый козел! Вадим преградил Сандре дорогу. Нет, милочка, не позволю тебе нас своим телом выкупать. Не настолько… Сандра отодвинула его и молча последовала за конвоиром. Вадим обернулся к Леону и Ходоку:

— А вы что молчали?!

Ходок демонстративно лег на лавку носом к стене.

— Успокойся, — невнятно пробормотал Леон, — дай мне отдохнуть, Дизайнер. Ничего с ней не будет. Сандра стоит всех этих…

— Да откуда они вообще взялись?! Что здесь за диктатура?

Волчья рожа Леона стала почти человеческим лицом, измученным, бледным.

— Спроси чего-нибудь полегче. Я понял, что убивать они не любят, а лишние рты кормить не хотят, поэтому выгонят нас поутру. Хорошо, не ночью. Сейчас вернется Сандра, и будем спать. Пока не разбудят. Потом уйдем.

— Как — спать?!

— Крепко, Дизайнер. И хорошо. Если у тебя много сил — постоишь на стреме. На всякий случай.

Одна из стен грота состояла из цельного известняка. Что-то было вырезано… Вадим присмотрелся, пробежал пальцами по рельефу: женское лицо «в три четверти». Тонкий нос, высокий лоб, слепые глаза античных статуй. Его пробрала дрожь: точно такое лицо он видел в прошлой жизни, в ту самую пьянку под землей, у грота «Три поросенка». Хранительница системы? Душа Сьяны? Двуликая? Просто чья-то мечта, ласково улыбающаяся путнику?