Маша не спала, но погрузилась в какое-то медузное, аморфное состояние, ей захотелось, чтобы все решили за нее, просто сказали, что делать, а она бы послушно и добросовестно исполнила. Безволие было приятно, комфортно, а готовность подчиниться так безоглядна, что Маша спросила без тени сомнения, что и тут поступит, как велят:

— А Митя?

— Не знаю, встанешь на ноги, разберешься, а пока держи на длинном поводке.

Очевидная нелепость ситуации, перевертыш распределения ролей — все это не имело никакого значения. Главное — нашелся выход, точнее, подтверждение тому, что можно плыть по течению и считать это собственным выбором и неуклонным движением вперед. В конце концов, действительно — как назвать…

Проводив Верочку, Маша осмотрела расставленные Балюнины пластинки, сняла с полки впритык поместившуюся там амбарную книгу.

«17 февраля 2001 года. Суббота. День рождения Балюни. Выяснилось, что я до сих пор так и не повзрослела».

Володя позвонил из Петрозаводска, по-деловому сообщил, что прилетает на следующий день, будет к обеду. «Что приготовить?» — «Себя, — хохотнул он, — с едой особо не возись. Целую».

Обед она, конечно же, не просто приготовила, а, как говорится, закатила. Закуски всякие там, селедочки-грибочки-салатики, суп небудничный: сборная солянка со всеми полагающимися бесчисленными сортами мяса да каперсами-маслинами. Ко второму, впрочем, несколько выдохлась, ограничившись банальными куриными окорочками, правда, сопроводив их рисовым гарниром по необыкновенному китайскому рецепту. Разнообразная выпивка так и стояла у нее от одной встречи до другой, поскольку пить в одиночестве она пока что не научилась.

Надо признаться, кулинарные заботы доставили ей удовольствие, и она предвкушала, как будет хвалить ее гурман Володя. Не забыла она приготовить и себя, благо времени было полно. Давно уже не было ей так спокойно, с последнего отпуска, с тех пор, кажется, сто лет прошло. Устала она. Кстати, надо спросить Володю насчет отпуска — года без передышки ей не выдержать, а главное, зачем? Маша усмехнулась про себя — вот явное следствие Верочкиных уроков, как это она смешно говорит: «Не парься!» Что делается со смыслом слов! Маше вдруг отчаянно захотелось попариться в настоящей бане, чтобы кожа скрипела, а тело казалось только что полученным новеньким блестящим подарком. Собственно говоря, в бане она бывала только в той закарпатской деревне, куда они ездили с уже совершенно позабытым мужем. Как интересно: она почти не помнит его лица, даже неприятно. Пришлось встать, снять с полки альбом и найти фотографию. Он, оказывается, был недурен собой. Где он? Что с ним? Вот исчез человек из ее жизни — как не был, и ничего не произошло. «Так и Митя исчезнет», — почему-то вдруг подумала Маша, и благостное состояние вмиг улетучилось.

В один из тех мучительных дней, когда проблема выбора хвостом волочилась за ней, не отставая ни на шаг, ей представились аптечные весы, где вместо гирь — люди: на одной чаше Митя, на другой — Володя и Надюша. Теперь к ним добавилась Верочка, и эта чаша уже почти достигает земли, а Митя — высоко, маленький, почти ненастоящий, «ускользающе малая величина» — пробившийся невесть из какой науки термин. «Вот пусть и ускользает», — неожиданно резко постановила Маша, раздосадованная нарушенным покоем.

Володя появился как-то шумно и сразу заполнил все пространство квартиры. Ахнул, увидев накрытый стол:

— Потрясающе!!!

Так же шумно он оценивал каждое новое блюдо, притворно журил Машу за то, что столько простояла у плиты, грозился никогда больше не водить в рестораны, враз померкшие перед ее искусством.

Отрезая кусок курицы, он нарочито вскользь спросил:

— Я понимаю, что понедельник только завтра, но тем не менее рискну вопрос задать: ну как, Мария Александровна, мое деловое предложение?

У Маши ответ был заготовлен:

— Спасибо, Володя, это, как говорят, предложение, от которого нельзя отказаться. Хотя, честно говоря, и хочется, и колется.

— Перестань, я всегда знал, что у тебя с мозгами, как и со всем остальным, полный порядок, пять звездочек, как отель и коньяк.

Он встал, полез в портфель и достал бутылку:

— Старорежимный, армянский, бывший советский, ныне — заморский. За твою новую жизнь, Машенька. Это все глупости, что не место красит человека, оно тоже. Я рад, что могу тебе в этом помочь. Цвети, дорогая, и впредь!

Маша попыталась было расспросить о работе, но Володя ее оборвал:

— Это — в официальной обстановке. Знать тебе надо пока что одно: завтра составляешь реестр работ, которые ты должна довести до конца, и сколько это потребует времени — чтобы все было по-честному, эту бумагу пересылаешь мне по факсу, а во вторник я говорю с твоим начальством. Дней десять тебе, поди, хватит?

— Да, наверное.

— Ну и отлично. А рис-то, рис-то каков…

Он сидел, разгоряченный коньяком, разомлевший от вкусной еды, впереди была ночь с желанной женщиной — все у него было хорошо.

А перед Машей опять мелькнули чаши весов, и так ей захотелось поставить все точки над i, что она не выдержала:

— Володя, извини, я знаю, что не должна спрашивать, но и не спросить не могу… А Надюша?

У него как-то странно затвердел и мелко сморщился подбородок:

— Дорогая, никогда не путай службу и дружбу. Ты мне нужна как четкий и надежный работник. Если бы не так, я бы тебе лучше молча из своего кармана приплачивал. Надюшу я обожаю, но она, прости, курица, дальше своего носа не видит и занимает предназначенное ей место. Больше к этому не возвращаемся. Если обидится — будет дура. Но сделать ничего не могу. Прости.

Пока она мыла посуду, он смотрел новости по телевизору, периодически выскакивая на кухню, чтобы с жаром прокомментировать очередную сенсацию. А потом они вместе не могли оторваться от итоговой еженедельной программы, и как раз к ее окончанию сытный обед-ужин с вином и коньяком нагнал на них зевоту.

Володя пошел в ванную, а Маша начала стелить постель и вдруг впервые осознала, что у него есть свой дом, жена, привычный распорядок каждого вечера и размеренные радости супружеских ласк. Это открытие, вернее, то, что она принимала ситуацию как данность и никогда всерьез о ней не задумывалась, поразило ее: как же человек слаб и любит себя, если умеет так прочно защищаться от неприятной реальности! Но, раз влезши в голову, мысль уже не давала покоя, воображение подкидывало варианты: вот сейчас он выйдет, завернутый в махровую простыню и напевая что-нибудь из Джо Дассена или на ходу вытирая мокрые волосы… Тьфу, все заемное, из фильмов. Тем временем Володя и впрямь вышел из ванной в шелковом халате (наверное, специально взял, едва ли собирался в Петрозаводске жить не в одноместном номере), волосы не вытирал, ничего под нос не мурлыкал, а подошел к Маше и поцеловал. От него вкусно пахло чистым телом и незнакомым мылом. Ей сразу стало неловко, что она еще одета, но картинки не давали ей покоя: