Совершая молитву, он делал знаки для изгнания силы зла. У него на глазах лужа крови начала уменьшаться, как если бы впитывалась в сухую землю. Когда исчезла последняя капля, Таита услышал тихий бестелесный звук, подобный плачу сонного ребенка, и ужасное бремя потери и горя, давившее на него, свалилось с его плеч. Поднявшись на ноги, он ощутил огромное облегчение. Он шагнул вперед на то место, где только что была лужа крови. Даже когда его обутые в сандалии ноги твердо встали туда, он не почувствовал никакой боли и его самочувствие не изменилось.

– Иди с миром, мой друг и царь, и живи вечно, – громко сказал он и сделал знак долголетия и счастья.

Он отвернулся и собрался спуститься с холма туда, где ждали колесницы, но что-то остановило его. Он поднял голову и снова проверил воздух. И снова ощутил слабое дуновение зла, едва ощутимый след. Он осторожно поднялся по склону, прошел то место, где умер фараон, и двинулся дальше. С каждым шагом зловоние зла становилось сильнее, пока он не почувствовал отвращение. Он вновь понял, что это – нечто противное естественным законам. Таита продолжал идти, и через двадцать шагов запах начал слабеть. Он остановился и повернул назад. Зловоние немедленно стало усиливаться. Он ходил вперед и назад, пока не нашел место, где запах был сильнее всего. Здесь он сошел с тропинки, и запах сделался еще гуще, стал почти удушающим.

Таита стоял под сплетением ветвей тернового дерева, росшего у тропинки. Подняв голову, он увидел, что ветви образовали странный абрис, как если бы человеческая рука выложила из них настоящий крест, выделявшийся на синем небе. Он посмотрел вниз, и его внимание привлек камень, размером и формой напоминающий лошадиную голову. Его недавно поднимали, а затем положили обратно. Таита поднял камень из углубления, в котором тот лежал, и увидел, что он закрывает нишу между корнями тернового дерева. Он отложил его в сторону и оглядел нишу. В ней что-то было, и он осторожно протянул руку – это было убежище, способное скрывать змею или скорпиона.

В его руках оказался великолепно вырезанный и покрытый узорами предмет. Таита мгновение разглядывал его, прежде чем понял, что это колчан. Его происхождение не вызывало сомнений, поскольку он был сделан в гиксосском геральдическом стиле, а на кожаной поверхности было вытиснено изображение Сеуета, крокодилоподобного бога войны, почитаемого гиксосскими воинами.

Таита открутил крышку и увидел в колчане пять военных стрел, оперенных зеленым и красным. Он вытянул часть древка одной из них, и его сердце отчаянно забилось, потому что он узнал его. Не могло быть никакой ошибки. Он тщательно осмотрел сломанное, покрытое запекшейся кровью древко, которое Наг представил совету. Эта стрела была в точности такой же, как та, что убила фараона.

Он повернул ее к свету и внимательно рассмотрел печать, вырезанную на окрашенном древке. Это была стилизованная голова леопарда, держащая в челюстях иератическую букву T. Такую же он видел на роковой стреле. Они были похожи как близнецы. Таита крутил и крутил ее в руках, как будто стараясь вытянуть из нее последнее зерно сведений. Он поднес стрелу к носу и понюхал, но ощутил только запах древесины, краски и перьев. Отвратительный запах, приведший его к тайнику, исчез.

Для чего убийца фараона мог спрятать здесь свой колчан? После боя гиксосы остались на месте. У них было достаточно времени, чтобы отыскать оружие. Это – красивый и ценный предмет. Никакой воин не оставил бы его добровольно, думал Таита.

В течение следующего часа он обследовал склон, но не нашел больше ничего интересного и не почувствовал вновь сверхъестественного запаха гниения и зла. Спускаясь туда, где на песке вади его ожидали колесницы, он нес с собой колчан, пряча его под передником.

Скрытые в вади, они дождались темноты. Затем смазали бараньим жиром втулки колес, чтобы не скрипели, надели кожаные чехлы на копыта лошадей и тщательно обмотали тканью все незакрепленное оружие и другие предметы и под руководством Гила поехали в глубь гиксосской территории.

Копьеносец хорошо знал этот район, и хотя Таита не сделал никакого замечания, он задавался вопросом, как часто этот солдат путешествовал со своим хозяином по этому пути и какие еще свидания они имели с врагом.

Сейчас они находились на заливаемой иногда Нилом равнине. Дважды они были вынуждены съезжать с дороги и пережидать, пока группы неизвестных вооруженных людей проедут в темноте мимо их убежища. После полуночи они прибыли в покинутый храм какого-то забытого бога, вырытый в склоне низкого глиняного холма. Пещера была достаточно велика, чтобы приютить весь отряд – колесницы, лошадей и людей. Немедленно стало ясно, что ее и прежде использовали для этой цели: лампы и амфора с маслом были спрятаны позади разрушенного алтаря, а тюки с кормом для лошадей сложены в святилище.

После того как солдаты сняли упряжь с лошадей и накормили их, они поели сами, затем устроились на тюфяках, набитых сухой соломой, и скоро захрапели. Тем временем Гил переоделся из своей военной формы конника в типичное одеяние крестьянина.

– Я не могу ехать верхом, – объяснил он Таите. – Это привлекло бы слишком большое внимание. Мне потребуется половина дня, чтобы дойти пешком до лагеря в Бубасти. Не ждите меня назад до завтрашнего вечера. – Он выскользнул из пещеры и исчез в ночи.

«Честный Гил – не такой простой грубый солдат, каким кажется», – подумал Таита, устроившись ожидать ответа союзников господина Нага на сообщение, которое передаст им Гил.

Едва рассвело, он поставил часового наверху холма, куда выходила воздушная шахта из подземного храма. Перед самым полуднем тихий свист у верха шахты предупредил их об опасности, и Таита поднялся наверх, чтобы присоединиться к часовому. С востока прямо ко входу в храм направлялся караван тяжело груженных ослов, и Таита предположил, что именно эти торговцы использовали храм как импровизированный караван-сарай. Почти наверняка именно они оставили склад фуража в святилище. Он сполз вниз с холма, держась вне поля зрения приближающегося каравана. На середине дороги он выложил рисунок из белых кусочков кварца, одновременно прочитав три стиха из ассирийской Книги Злой Горы. И удалился, чтобы ждать прибытия каравана.

Первый осел шел в пятидесяти локтях впереди остальной колонны. Животное определенно знало о храме и удовольствиях, которые там ждали, поскольку не нуждалось ни в каком понукании со стороны погонщика, чтобы перейти на рысь. Как только осел достиг белых камней на дороге, он рванул в сторону так неистово, что груз сполз с его спины и повис под животом. Осел начал брыкаться и скакать и пустился через равнину прочь от храма, только замелькали копыта. Его хриплый рев и крики взбудоражили и остальных животных в колонне, и вскоре и они вставали на дыбы и мотали головами, сопротивляясь натянутым поводьям, лягали погонщиков и бегали кругами, как если бы на них напал рой пчел.

Половину остатка дня погонщики каравана ловили и снова собирали беглецов и успокаивали испуганных животных, после чего караван снова направился к храму. На сей раз впереди шел тучный, богато одетый главный погонщик, тянувший за собой на длинном поводе упирающегося осла. Он увидел камни посреди дороги и остановился. Колонна столпилась позади него, и другие погонщики вышли вперед. Они громкими голосами держали импровизированный совет, размахивая руками. Их голоса доносились туда, где, укрывшись среди олив на склоне, сидел Таита.