Отец умер.

Моя жена пошла в больницу рожать. Я пошел с ней и лег на соседнюю кровать. Когда акушерка сказала жене: “Тужься, сейчас родишь”, – я почувствовал, что и во мне что-то происходит. Почувствовал шевеление, что-то всколыхнулось… Я догадался: это он. Собирается выйти. Собирается вселиться в моего ребенка. Я вскочил с кровати. “О нет, – сказал я вслух. – Не смей. Никакого гетто. Никакого Холокоста. Ты в моем ребенке жить не будешь”.

Я не кричал, нет, но говорил отчетливо. Говорил по-польски, так что ни акушерка, ни жена меня не понимали. Зато он понял. Успокоился, и я снова лег. Я был так измучен, что задремал. Разбудил меня громкий плач, но страха в нем я не услышал. Это кричал нормальный здоровый младенец, только что появившийся на свет. Мой Сын. Моше.

3.

Буддийский монах сидел на кровати, вытянув вперед прямые ноги. На ногах – белые гипсовые сапоги, из которых выступали только пальцы, длинные и подвижные. В руках монах держал флейту метровой длины. Время от времени он подносил ее к губам, и комнату наполняли высокие унылые звуки; пальцы, торчащие из гипса, подрагивали в такт.

У монаха были две флейты, обе из кедра. Ту, что покороче, из белого кедра, ему подарили индейцы из Северной Дакоты; более длинная, из красного кедра, была родом из гор Аризоны. Дерево определяют по запаху.

– Проверь. – Он пододвинул ко мне флейту. От нее исходил крепкий дурманящий аромат, скрывающий множество тайн, не внушавших страха.

В комнате монаха была кровать, инвалидное кресло, пара костылей, электроплитка, чашка на столике и несколько книжек. Я подумала, что когда-то уже была в такой комнате. В средневековом замке, в Германии, у Алекса фон дем Бусше, барона и офицера вермахта.

Я сказала:

– Я уже была в такой комнате, но на кровати сидел немецкий барон без ноги…

Монах оживился. И у него был друг-немец, но не барон, а коммунист, бежавший от Гитлера в Штаты. В Вашингтоне он преподавал буддийскую философию. Выступил против войны во Вьетнаме, в шестьдесят восьмом году поддержал бунтующую молодежь. За радикальные взгляды его выдворили из США.

Эдварду Конзе, немецкому коммунисту, Сэмюэль Кернер, еврейский мальчик из Бронкса, обязан своей увлеченностью буддизмом.

Это было в шестидесятые годы. Сэм и его университетские товарищи носили волосы до плеч и сандалии на босу ногу, презирали американское благосостояние, особенно в собственных домах, баловались ЛСД и ждали революцию. Мировую, в защиту справедливости и против богатых.

Как люди начитанные, они уже знали, что революционная чистота недолговечна. Первоначальное воодушевление спадает, на сцену вступает политика, а революция пожирает своих детей.

У них было три возможности.

Уехать в бедную, например латиноамериканскую, страну и там поднимать народ на борьбу.

Грабить американские банки, а деньги раздавать бедным.

Устраниться, дабы в тишине и покое совершенствовать ум и характер.

Они выбрали совершенствование.

Когда революция захлебнется, когда начнется ожесточенная борьба за власть и деньги, они выйдут из своего укромного прибежища – чистые, облагородившиеся, не восприимчивые к соблазнам – и спасут идеал.

Они понятия не имели, как найти путь к совершенствованию, и Сэмюэль попросил совета у Эдварда Конзе.

– Ты – еврей, – сказал Конзе. – Обратись к вашей собственной традиции.

И Сэм пошел к раввину.

– С чего начать? – спросил он.

– С Талмуда, – ответил раввин.

– Сколько на это понадобится времени?

Раввин задумался:

– Пять лет, не больше.

– А потом что?

– Каббала.

– Долго?

– Пять лет.

– А потом?

– Придешь ко мне. Поговорим…

Для человека, вознамерившегося спасти революцию, это было несерьезное предложение.

Сэмюэль Кернер и его друзья поехали в Сан-Франциско. Сняли развалюху в Чайнатауне. Спали в спальных мешках, мылись холодной водой, ели раз в день, в полдень, всегда одно и то же: капусту и рис. Под руководством Ду Луня, маньчжурского китайца, медитировали и беседовали о буддизме.

Ду Лунь не заставлял их учиться десять лет. Для того чтобы сесть и погрузиться в медитацию, долгой подготовки не требовалось.

В группе Сэмюэля было тридцать евреев. Их отцы и матери родились в Штатах, но братья и сестры их дедушек и бабушек, а также дети этих братьев и сестер остались в Европе и погибли в газовых камерах.

Они спрашивали у Ду Луня, почему Бог допустил Треблинку.

Ду Лунь не знал и просил сосредоточиться и как можно глубже погружаться в медитацию.

Они медитировали по десять – двенадцать часов. Чаще, чем грядущая мировая революция, их умы занимал Бог, который допустил Холокост.

Сэмюэль Кернер стал буддийским монахом. Обрядился в полотняные одежды и поселился в деревянном домишке в горах Монтаны. Читал, размышлял, слушал, как идет снег. Когда сердце и ум спокойны, человек слышит хлопья снега. Слышит ли он ответ, которого не знал Ду Лунь, маньчжурский китаец? А может, когда сердце и ум спокойны, человек не задает вопросов?

Сэмюэль Кернер закончил свой рассказ. Задумался. Внезапно наклонился и стал шарить рукой под кроватью. Вытащил ноутбук, пристроил его на гипсовых коленях и начал напряженно всматриваться в экран. Я думала, он ищет ответы – те самые, важнее которых нет, – но на экране был всего лишь еврейский календарь на 5754 год.

– Ханука! – воскликнул он. – Я чувствовал, что сегодня первый день!

Он попросил меня снять с полки ханукальный светильник, зажег свечу – первую справа – и произнес благословение.

4.

Сэмюэль Кернер завершил свое горное отшельничество и вернулся в мир, чтобы помогать страждущим.

Поселился он в Бостоне, в Бэй-Виллидже, районе наркоманов, гомосексуалистов, студентов и непризнанных художников.

Страждущим помогал китайскими способами: прикосновением, травами и акупунктурой.

Суть исцеления прикосновением – извлечение памяти. Память скрыта в человеческом теле, в мышечных оболочках. Ее находят, прикасаясь к голове, затылку и стопам. Если то, что было отправлено в забвение, вызвать наново, оно перестает тебя мучить.

Страдающих неврозами американцев Сэмюэль обычно избавлял от детских кошмаров. Немец, которого изводили головные боли, как оказалось, во время Второй мировой войны был командиром подводной лодки. Лодка затонула вместе с экипажем, командир уцелел. Сэмюэль сомневался, должен ли он лечить этого немца. Решил, что должен: немец, потерявший свою команду, относился к категории страждущих.

Однажды к Сэмюэлю Кернеру пришел Адам С. Он сказал, что в нем живет брат, который погиб в гетто. Спросил, сможет ли монах ему помочь.