Но это все уже дела давно минувших дней. А то, что сегодня происходит, даже трудно описать. Впрочем, далеко ходить не надо – Марта, Сусанна и еще две пары их приятелей из Подковы служат наилучшим доказательством того, что коммерция всегда в выигрыше. У женщин такое сильное, с молоком матери всосанное желание чуда, сказки, что хоть на голове стой, а этого желания не перешибешь.

А особенно в кино. Поэтому женщины так любят мужчин, связанных с кинематографом, даже тех, кто просто таскает на площадке провода. Они как будто думают, что могут попасть через них на экран и там остаться.

Дурные эти бабы.

Я стою в пробке уже не меньше пятнадцати минут, а сдвинулся дай бог метров на пятнадцать. Нужно позвонить клиенту и сообщить, что пробка.

Клиент недоволен, ну и ладно.

А вот и матушка звонит.

– Где ты, милый?

Матушка моя словно ежедневная газета – тем или иным способом она тебя обязательно найдет каждый день.

– В машине, – отвечаю я чистую правду.

– Но где?

– Около Урсуса.

– Ага. Все в порядке?

А что может быть не в порядке?

Дорога не едет – но это уже в порядке вещей.

Марты нет – но и это уже в порядке. Я просто стою в пробке, и это нормально.

– Конечно.

– Потому что, знаешь, милый… если ты вдруг почувствуешь себя одиноко… так ты помни, что у тебя есть мама. Может, приедешь сегодня на обед?

О нет, только не это!

Теперь обо мне будут заботиться.

Как мне объяснить матушке, что я не чувствую себя одиноким, стоя в пятикилометровой пробище, потому что у меня сотни товарищей по несчатью? Причем таких же раздраженных, как и я.

– Нет, мама, мне еще надо заехать по работе.

– А потом?

– Не знаю, может быть… – я даю матери надежду, хотя прекрасно знаю, что не приеду к ней, потому что не хочу. Потом как-нибудь отговорюсь.

– Но мне бы, милый, хотелось бы знать сейчас…

Вот же бабы. Они всегда хотят все немедленно! Даже знать будущее наперед.

– Скорей всего, нет…

– Скорей всего? – голос у нее упавший, и я должен решиться, что лучше – расстроить ее прямо сейчас или подождать.

– Нет, мам, не получится, но спасибо.

– Тогда, может быть, завтра? – моя матушка никогда не сдается.

– Может быть, завтра, – соглашаюсь я, не помня, что там у меня завтра. Вроде как клиент у меня на Елонках, это рядом с моим домом, но что именно у него случилось – этого мне уже прочитать не смогли, потому как у операторши очки потерялись.

– Но, милый, – говорит мать, – может быть или точно? Я ведь тоже, знаешь ли, должна как-то спланировать себе день.

Вот я неудачник.

Спланировать.

Встать, одеться и подумать: одну тарелку доставать или две. С уродским псом выйти на прогулку. Для этого, конечно, надо иметь специальный и очень точный план, это же ясно как солнце.

– А что ты делаешь в Урсусе?

– Мам, я не могу сейчас разговаривать, я в машине. Заказ у меня был.

– Боже, ты себя совсем не бережешь, совсем не бережешь, – охает матушка.

– До завтра, – говорю я и отключаюсь.

После этого набираю номер Бартека.

– Что слышно?

– Аська беременна!

Это я знаю. Это слышно уже добрых два дня. Удивляюсь еще, что в «Новостях» об этом не сообщали, но это вопрос времени, конечно.

– Как она себя чувствует? – спрашиваю я вежливо, потому что я ведь хорошо воспитан.

– Как беременная… ну, ты знаешь…

Нет, не знаю. К счастью.

– Ага, – говорю я тем не менее. – А может, вечерком выберемся куда-нибудь?

– Но ведь Аська беременна! – напоминает мне Бартек.

Беременность, видимо, это такая штука, которая вырастает у женщины и держит мужчину взаперти, не давая ему выйти из дома даже на часок.

– А может, ты к нам заедешь? – спрашивает Бартек.

О нет, спасибо, воздержусь.

– Да нет… ну, тогда, может, на следующей неделе увидимся.

– А что-нибудь случилось?

– Ничего.

– Ну ладно тогда. Увидимся.

Ничего не случилось.

Кроме того, что женщина, которую я любил, меня предала и четыре года моей жизни полетели коту под хвост. Лучшие четыре года жизни!

Которых мне никто не вернет, между прочим.

Сколько романов я не завел за эти четыре года! Сколько мимо меня прошло возможностей, сколько девушек рядом со мной могли бы понять, как прекрасен этот мир! А еще я ведь пропустил чемпионат мира по футболу, пятидесятисемисекундный матч своего любимого боксера и кучу отличных посиделок с друзьями!

Я потратил целый огромный кусок своей жизни зря, а теперь стою в пробке и выбираю между обедом у матери и вечером в одиночестве.

В жизни с хеппи-эндами дело обстоит куда хуже, чем в кино.

Они нападают внезапно, без предупреждения, как раз в тот момент, когда ты меньше всего этого ожидаешь: лапка сверху мягкая, а внутри – острый коготь. И никогда ничего не понятно, когда речь идет о женщине, никогда не разберешь, что на самом деле случилось: обо всем узнаешь случайно, и приходится самому принимать решение, потому что ее не хватает даже на то, чтобы поговорить.

И вот человек остается один как перст и чувствует себя так, будто по нему танк проехал, а ведь он даже на улицу еще выйти не успел.

Конечно, я не собираюсь мириться. Даже думать об этом не хочу. Да мне просто повезло.

Из головы вон.

Баба с возу…

* * *

Мы проехали очередные двадцать метров. Что там вообще происходит, черт возьми? Я включаю аварийный сигнал и выхожу из машины посмотреть. В отдалении мигают голубые всполохи и слышится вой сирен. Значит, авария.

Значит, стоять будем еще минимум полчаса. И не убежать, и не повернуть назад. Выхода нет, сколько ни злись.

Я возвращаюсь в машину и опускаю стекло. Сегодня мороз несильный, а на завтра обещают оттепель. Вот будет весело, когда весь снег начнет таять, – его за зиму выпало прилично.

Я скучаю по лету.

Хотя каждый оператор знает, что именно весна и осень лучшее время для съемок – свет самый красивый. Но я люблю лето.

Не в той стране я родился.

* * *

Как-то раз после очередного Альмодовара вместе с Адамом, Вешеком, их соседом, и Марком мы включили телевизор, потому что по «Евроспорту» показывали Кубок УЕФА. А наши женщины вчетвером уложили спать двоих детей и пошли на террасу поболтать.