Патришия приходила этим утром до завтрака. Она выглядела усталой и очень бледной. В ее обязанности входила замена постельного белья в лазарете, и пока она занималась этим, незаметно сунула под подушку Айви лист бумаги и ручку. Когда сестра Фейт на минуту вышла из палаты, чтобы взять что-то из шкафа в кладовке, Патришия успела пошептаться с подругой. Она видела дочку Айви. Девочка необычайно красива и довольна жизнью, едва ли вообще плачет в промежутках между кормлениями. Айви обронила слезу и поцеловала Патришию в покрытый веснушками нос, попросив передать этот поцелуй Роуз.

«Тебе уже тоже осталось недолго», – сказала она потом, погладив Патришию по животу.

«Это действительно так ужасно? Я имею в виду боль. До меня доносились твои крики всю ту ночь». – Патришия посмотрела на Айви, а потом бросила взгляд на дверь.

«Все не слишком страшно, – ободряюще сказала Айви. – Просто я подняла много лишнего шума. У тебя роды пройдут легко»…

«Только посмотри, как ты все перепачкала, какую жуткую грязь развела, – резко сказала сестра Мэри Фрэнсис, заметив запятнанные кровью простыни, которые Патришия на время оставила в углу палаты. – Ты, видимо, считаешь, что у нас мало работы без того, чтобы стирать еще и твое постельное белье. Будешь обязана сама постирать эти простыни, как только поднимешься с постели».

«Да, сестра. Будет сделано, сестра», – произнесла Айви единственно допустимые в разговоре с монахинями слова.

Морщась от боли, она волевым усилием заставила себя медленно встать. Айви была уверена, что не удержится на ногах, и посмотрела на сестру Фейт со слезами на глазах.

«Пройдись по комнате, девочка. Тебе необходимо начинать двигаться, или ты никогда не выйдешь отсюда», – сказала сестра Мэри Фрэнсис и неодобрительно поджала губы.

Айви не посмела ей перечить. Стараясь не обращать внимания на жгучую боль внизу живота, она сделала шаг вперед. И тут же ее дрожавшие ноги подкосились, и она рухнула на колени.

«Вставай! – мрачно распорядилась сестра Мэри Фрэнсис. Айви уставила взгляд в пол, приложив руку под грудь. – Вставай сейчас же или я отправлю тебя в кабинет матери Карлин».

Сестра Фейт хотела подойти к Айви и помочь, но сестра Мэри Фрэнсис жестом остановила ее. Айви с трудом и очень медленно снова поднялась на ноги. Затем одним рывком снова буквально упала на кровать.

«Вставай!» – рявкнула сестра Мэри Фрэнсис.

«Я не могу, сестра. Простите, но у меня отказывают ноги. Я старалась. Поверьте, действительно очень старалась». – Айви дрожала всем телом.

«Вставай!» – снова потребовала сестра Мэри Фрэнсис.

С огромным трудом Айви поднялась, используя кровать как опору. Она не осмеливалась заплакать, хотя острая боль внизу живота грозила в любой момент вызвать приступ неудержимой рвоты. Когда она выпрямила ноги, то посмотрела вниз и увидела капли крови, растекшиеся на полу вокруг ее ступней.

Айви сделала шаг, но тут же ухватилась за спинку кровати, потому что ноги опять подвели ее. Она упала на пол, приземлившись на бок и вскрикнув от боли.

«Я хочу, чтобы она встала с постели к концу завтрашнего дня, и ей придется самой выстирать свои простыни», – сказала сестра Мэри Фрэнсис.

Айви лежала обессиленно и наблюдала, как каблуки черных туфель удаляются от нее, стуча по холодным керамическим плиткам пола.

Когда старшая из монахинь покинула лазарет, сестра Фейт помогла Айви встать и улечься в постель.

«Она говорила вполне серьезно, имей в виду, – тихо сказала сестра. – Тебе нельзя здесь оставаться дольше завтрашнего дня».

«Да, сестра, я это поняла. Простите за испачканные простыни», – сказала Айви, а сестра Фейт нашла тряпку, чтобы стереть пятна свежей крови с пола.

Колокольчик на стене начал звонить, и сестра Фейт посмотрела на часы.

«Мне пора обедать, но я вернусь и принесу тебе суп».

«Спасибо, сестра».

Как только сестра Фейт вышла из палаты лазарета и заперла за собой дверь, Айви, морщась от боли, села на кровати и потянулась за письменными принадлежностями, надежно спрятанными под покрывалом. Затем продолжила письмо.

Я пишу тебе эти строки на моей койке в лазарете. Роды прошли ужасно тяжело. Я не знала, чего ожидать, и теперь только рада своему неведению. Если бы в комнате, где они оставили меня потом одну на всю ночь, были окна, я бы выпрыгнула в одно из них. Никогда прежде не испытывала я такой сильной боли, даже всего минуту, а пришлось мне ее терпеть долгими часами. Никого не оказалось рядом, чтобы поддержать меня. Я понятия не имела, закончатся ли когда-нибудь вообще мои мучения.

Между тем комната, куда они меня поместили, оказалась мне уже знакомой. Воспоминания о ней навсегда остались в моей памяти. Мать Карлин заставляет девушек на последнем месяце беременности прибирать помещение после только что принятых в нем родов. Ничто не может внушить такого страха, как буквально покрытый кровью пол. Ее так трудно отмывать холодной водой с маленьким кусочком мыла. Однажды я оттирала там кровь, и потом до конца дня у меня оставались пятна на руках и на коленках. А в другой раз мне пришлось делать уборку, когда в комнате оставался крошечный младенец. Мертворожденный. Его попросту бросили в корзину для мусора, завернув в пропитанное кровью одеяло. Я достала его оттуда, держала на руках, плакала и говорила ему, что мамочка наверняка очень любила его. Через некоторое время сама мать Карлин забрала его у меня и отнесла в специальный бак, куда кидают всех мертвых детишек. Сказала, что понапрасну лью слезы над дьявольским отродьем, а потом ударила меня по лицу так сильно, что на моей щеке даже остался след от ее перстня.

У меня роды начались после долгого рабочего дня в прачечной. Нам не позволяют делать что-то более легкое, но мой живот стал таким огромным, что я уже не справлялась с оборудованием.

Айви сделала паузу, вспомнив день, когда первый и последний раз держала Роуз в своих объятиях. Последний день, когда она хотя бы знала, где ее дочь и что малышка в безопасности.

Машины в прачечной казались тогда тяжелее, чем обычно, а ломота и боль во всем теле были ей прежде неведомы. Схватки начались сразу после обеда, а потом становились все сильнее и сильнее, заставляя ее согнуться. Она медленно подошла к сестре Эдит, стараясь не заплакать от боли.

«Какого черта ты здесь делаешь? Возвращайся немедленно к работе», – нахмуренно встретила ее сестра Эдит.

«Сестра, нельзя ли мне поработать на кухне остаток дня? У меня какие-то судороги в животе. Очень больно».

«Нет, нельзя. У тебя еще не могли начаться настоящие схватки. Срок не пришел. Быстро возвращайся на свое рабочее место!»

Айви, шаркая, добралась до отведенного ей места в прачечной. Все смотрели на нее, но никто не посмел сказать ни слова. К ужину она уже не стояла на ногах. Остальные девушки гуськом вышли из цеха, а мать Карлин и сестра Эдит стояли над ней, забившейся в угол, державшейся за живот и рыдающей от боли.