Боярам – сторонникам Петра и его матери – было нестерпимо, что Софья присвоила себе царский титул, а появление ее портрета с царскими регалиями казалось зловещим. Они подозревали, что царевна намерена короноваться, обвенчаться со своим фаворитом, Василием Голицыным, а затем либо свергнуть обоих царей, либо избавиться от Петра – не одним способом, так другим. Что на самом деле было на уме у Софьи, никто сказать не может. Она уже достигла столь многого, что и вправду, наверное, мечтала о полновластном царствовании рука об руку с любимым. Однако нет свидетельств, что она собиралась сместить Петра, а Голицын, со своей стороны, проявлял крайнюю сдержанность в вопросе о брачных узах: существовала как-никак княгиня Голицына.

Единственным из приверженцев Софьи, кто не скрывал своих надежд и намерений, был Федор Шакловитый. Он непрестанно внушал ей, что необходимо сокрушить нарышкинскую партию, пока Петр не достиг совершеннолетия. Не раз он подстрекал стрельцов к убийству предводителей этой партии и даже, возможно, самой царицы Натальи. Но он своего не добился: Софья была не склонна к таким крутым мерам, а Голицын вообще избегал всякого насилия. Впрочем, горячая преданность Шакловитого тронула Софью. За те долгие недели, что Голицын провел вдали от Москвы в бесплодном втором походе на Крым, она, хотя и писала ему страстные письма, по всей вероятности, сделала Шакловитого на время своим любовником.

* * *

Конечно, со временем отношения Петра и Софьи и так должны были обостриться, но их столкновение ускорилось из-за провала второго крымского похода. Пока правление Софьи шло успешно, одолеть ее было трудно, но две кампании Голицына обернулись не просто военным поражением: они привлекли внимание к любовной связи регентши и командующего, и Софьины враги получили вполне определенный повод, чтобы нанести удар.

Сам Петр никак не участвовал ни в заключении договора с Польшей, ни в походах на татар, но его глубоко интересовали военные дела, а как всякий русский, он страстно желал положить конец татарским набегам на Украину. Поэтому он с волнением следил за ходом военных кампаний Голицына. Когда в июне 1689 года Голицын возвратился из второго неудачного похода, Петр был вне себя от возмущения. 18 июня произошла стычка, которая ярко высветила обостряющееся противостояние сторон. На празднике в честь чудесного явления иконы Казанской Божьей Матери Софья вошла в храм вместе с обоими братьями, как делала каждый год. Когда служба закончилась, Петр, которому что-то прошептал один из его приближенных, подошел к Софье и потребовал, чтобы она покинула процессию. Это был прямой вызов, ведь если регентше запрещают идти вместе с царями, значит, ее власти настал конец. Софья поняла смысл требования и отказалась подчиниться. Вместо этого она собственноручно взяла икону у митрополита и, держа ее перед собой, заняла свое место и вызывающе зашагала дальше. Разъяренный, получивший отпор Петр немедленно оставил шествие и вернулся в деревню – супить брови и кипеть от злости[45].

Противостояние двух партий усиливалось; город полнился слухами, каждая из сторон боялась внезапного удара с другой стороны, причем обе были уверены, что лучшая линия поведения – это оборона. Никто не хотел лишиться морального превосходства, став зачинщиком столкновения. Формально у Петра не было оснований нападать на сводных сестру и брата, сидевших в Кремле. Они правили по соглашению о двоецарствии 1682 года; они никоим образом не нарушали условий этого соглашения и не ущемляли прав Петра. Точно так же и Софья не могла найти предлога, чтобы напасть на Петра в Преображенском, поскольку он был помазан на царство. Хотя стрельцы, побуждаемые Шакловитым, пожалуй, защитили бы ее в случае удара со стороны Нарышкиных и потешного войска Петра, однако уговорить их выступить на Преображенское против помазанника Божьего было бы куда труднее.

Все это не позволяло сторонам точно оценить собственные силы. Софья располагала огромным численным преимуществом – за нее стояло большинство стрельцов вместе с иностранными офицерами из Немецкой слободы. У Петра сторонников было мало – семья, его приближенные, потешное войско в 600 солдат; возможно, поддержку ему оказали бы стрельцы Сухарева полка. Но хотя с виду силы у Софьи было больше, в самой этой силе заключалась слабость: регентша не могла бы с уверенностью сказать, насколько далеко в действительности простирается преданность стрельцов. Поэтому горстка вооруженных сторонников Петра пугала ее сверх меры. Тем летом, куда бы ни отправилась Софья, ее постоянно окружал мощный отряд стрельцов-телохранителей. Она задаривала их деньгами и одолевала мольбами и увещеваниями: «И так беда была, да Бог сохранил; а ныне опять беду зачинает. Годны ли мы вам? Буде годны, вы за нас стойте, а буде не годны, мы оставим государство».

Пока Софья изо всех сил старалась удержаться на прежних позициях, Василий Голицын, герой Перекопа, хранил молчание, не желая ввязываться в открытую борьбу против Петра и примкнувших к нему бояр. Другой соратник и верный приверженец Софьи, Шакловитый, держался решительнее. Он часто появлялся среди стрельцов и открыто поносил сторонников Петра; имени самого Петра он не упоминал, но вел речь об устранении его ведущих сподвижников и о заключении царицы Натальи в монастырь.

Прошел июль, настал август, обстановка в Москве накалялась вместе с жарой. 31 июля Гордон записал в дневнике: «Пыл и раздражение делались беспрестанно больше и больше, и, казалось, они должны вскоре разрешиться окончательно». Через несколько дней он упоминал о «слухах, которые страшно передавать». В эти летние дни и ночи нервы у всех были на пределе – все ждали, что же будет. Казалось, что под ногами пороховой погреб, и любой слух мог обернуться искрой.

Кризис разразился 17 августа 1689 года. Еще в начале лета, пока Голицын воевал на юге, Софья взяла обыкновение ходить пешком на богомолье по церквам и монастырям в окрестностях Москвы. 17-го днем она попросила Шакловитого снарядить стрелецкую охрану, чтобы следующим утром сопровождать ее в Донской монастырь, милях в двух от Кремля. Возле монастыря недавно произошло убийство, поэтому отряд стрельцов, который Шакловитый направил в Кремль, был многочисленнее обычного и лучше вооружен. Продвижение этой вооруженной до зубов колонны по городским улицам не осталось незамеченным. Затем, пока отряд располагался на отдых внутри Кремля, во дворце появилось подметное письмо с предупреждением, что этой самой ночью потешные солдаты Петра из Преображенского нападут на Кремль и попытаются убить царя Ивана и правительницу Софью. Никто не стал разбираться, достоверно ли это письмо; возможно даже, что это была затея Шакловитого. Разумеется, Софья страшно встревожилась. Чтобы ее успокоить, Шакловитый велел закрыть большие кремлевские ворота и вызвал еще стрельцов – усилить гарнизон крепости. Вдоль дороги в Преображенское расставили соглядатаев, которые должны были сообщать о малейших признаках выступления солдат из петровского лагеря в сторону Москвы. В Кремле к набатному колоколу собора привязали длинную веревку, чтобы за нее можно было потянуть прямо из дворца, ведь человека, который побежал бы ударить в набат, могли зарезать подосланные убийцы.