Катя подробно рассказала, какое счастье свалилось Заревскому на голову. И пожаловалась, что он это счастьем вовсе не считает. И ехать никуда не хочет. И вот поэтому она, Катя, привезла его сюда.

– Может быть, мы вместе его уговорим? – смотрела она на сестру.

Лена думала.

– Не надо вместе, – быстро проговорил Заревский. – Не надо. Я такого натиска, честно, не выдержу.

– Я так поняла, что вы согласны, – решила Катя. – И еще… нам надо как-то… сбросить его…

– Я так и думал! Они уже сбрасывать меня надумали! Сеня, ну что ты молчишь? – суетился Заревский.

– …Сбросить его вес, – выдохнула Катерина.

– Ой, Катенька, – сложила руки пирожком Лена, – вот с весом… тут никак. Мама будет очень переживать. Для нее мужчина – это… в общем, это вес.

Катя растерянно моргала. Эти интеллектуальные люди не видят, что вес Заревского уже критический?

– Вы… вы хотите остаться одняшкой? – спросила она без экивоков.

Лена кривенько улыбнулась:

– Простите… кем?

– Сейчас вы и Игорь – двойняшки. Но с таким весом он долго не протянет! Это нагрузка на сердце, на почки, на…

– Я все понял, – горько произнес Заревский. – Катерина хочет меня добить. Морально. Сначала она мне сказала, что я покойник как личность, а теперь…

– Катенька, ну что ж вы такое говорите? – пролепетала Лена.

Семен сейчас и вовсе был похож на встревоженного грача. Он вертел головой из стороны в сторону, боясь пропустить хоть слово. Но на последней реплике жены не выдержал:

– А я вам с тещей давно говорю! Это не рождественский гусь! Нечего откармливать к зиме! У него из-за этого и семьи не получается! И вы, Леночка, каждый месяц ездите с маменькой к нему домой, чтобы погладить этому лодырю белье!

– Сеня, я всегда знал, что ты скупердяй. Тебе твоей жены жалко даже раз в месяц! – обиделся Игорь. – Мы вот уже сколько лет пытаемся тебя перевоспитать, а ты!

– В общем… или мы его худеем и отправляем в Лас-Вегас, или вы его гробите дальше, а я, как ветеринар, умываю руки, – закончила Катя.

– Не надо умывать, – заволновалась Лена. – Я и в самом деле… мы в самом деле с мамой ездим каждый месяц. Да… Поэтому… мы его… вручаем вам. Худейте его, и… пусть становится звездой.

– То есть сдала со всеми потрохами, – кивнул Заревский. – Спасибо тебе, сестричка.

– Ну вот видите, и Игорь рад, – свободно вздохнула Катя. – А сейчас… за это и выпьем! Леночка, можно, я принесу Игорю тарелочку поменьше? А то у него… вы уж простите, но это не тарелка, это колесо от телеги, да и… если можно… помогите мне с его меню.

Женщины удалились в отдельное помещение, а Игорь с обидой посмотрел на Семена:

– Что ты сейчас сделал? Уеду я в этот… Вегас… и с кем ты будешь играть в шахматы? Кто тебе еще будет поддаваться? Твои эти… гости… посетители, они же тебя в два счета дураком оставят!

– Зато я куплю большую плазму и буду всем показывать, как поет мой шурин, а?

– У-у-у-у… – протянул Заревский и уныло уставился на крохотное блюдце с целой горой петрушки, укропа, помидоров и огурцов. Женщины уже успели принести ему вегетарианский обед. – Ясно… Так что ты, Катя, говорила? Ради любви люди на костер шли? Эх, родные мои… ради вас на… Да унесите вы это сено. Я лучше вообще ничего есть не буду.

После такой подмены тарелок сидеть за столом ему больше не хотелось. Катя не стала дразнить Заревского богатым обедом, который с аппетитом уплетали остальные, поэтому очень скоро стала собираться домой.

– Игорь, может быть, нам пора? Тебе надо подготовиться к поездке, а мне… Я могу побегать с тобой по магазинам, помочь что-то купить в дорогу, а?

– Поедем, – с отчаянием в голосе проговорил Заревский. – Сейчас, только Чижа из домика приведу. Кать, где шлейка?

Он отправился за котом, а Катя еще раз обратилась к Лене:

– Вы не переживайте сильно. Надо же ему попробовать. Он потом себе не простит, что проворонил такую возможность.

– Не знаю, Катенька, – шмыгала носом Лена. – Но я… только ради его здоровья… Только ради Игорька…

– Пххх… такое ощущение, что мужику не тридцать три года, а три месяца, – хмыкал Семен. – Катя, вы появились очень вовремя! Вас нам и не хватало. Я один справиться не мог. Эх… только бы не узнала маменька…

– А мы ей не скажем, – отчего-то вдруг решила Лена и вытаращила глаза, увидев нечто совершенно необыкновенное.

Заревский нес кота. Но совсем не того красавца, которого привозили. Кот был какой-то… исключительно белый.

– Господи! – испуганно воскликнула Катя. – Что с Чижом?!

– Успокойся, – весело хихикал Заревский. – В знак протеста Чиж поиграл с пенопластом, и… короче, все шарики на нем. Вы еще будете меня отправлять?

– Непременно! – железным тоном рявкнула Лена и повернулась к Кате: – Я ведь правильно сказала, да?

Машина ехала уже по темному лесу, и дорога освещалась только фарами. Но было так уютно, так душевно сидеть рядом с этим бирюком, что Катя невольно улыбнулась.

– Представляешь, через несколько лет я, может быть, буду гордиться, что ты меня возил в своем такси, – говорила она.

– А может, и не будешь, – задумчиво ответил он. – Потому что я никуда не поеду.

– Я тебе не поеду! – обернулась к нему Катя. – Сегодня же начнешь собираться, а завтра… Завтра вечером ко мне. Возьмем на поводок Чижика и побежим по ближайшим паркам… людей радовать и себя худеть.

Заревский лишь угрюмо сопел. Вот ведь эта Катя! Как что-нибудь вобьет себе в голову…

Глава 9

Утром Катерина рассказывала Маше, как насыщенно прошли ее выходные. Машка слушала, боясь пропустить даже слово.

– Я же говорила тебе, что мне надо было ехать с вами! – чуть не плакала она. – Если бы я спела, ваш этот Огребцов сразу бы умер! Ты же знаешь, какой у меня голос!

– Очень хорошо, что ты не поехала, не переживай, – успокаивала ее Катя. – У Огребцова дочка – Ирочка, маленькая еще, десять лет, ему никак умирать нельзя.

– Я же это… образно, – сказала Машка и открыла двери. – Следующий!

Да, утро не задалось. В приемной сидела местная художница Поросюк со своей небольшой беленькой собачкой и вытягивала жилы из всех, кто был в ветеринарной клинике. Ее уже хорошо здесь знали. Дама была нервной. Нет, сама себе она казалась большим знатоком собаководства, психологом и вообще человеком, познавшим жизнь, но так думалось только ей одной.

Сейчас она сидела в приемной и уговаривала своего беленького пса, у которого постоянно болели уши, не бояться.

– Я… спокойна… ты видишь? – с лицом мумии произносила она и вдруг начинала сыпать скороговоркой. – Бриша! Явообщебоюсьбольшетебянояженепсихую! Ясовершенноспокойна! Инесмейпаниковать!