Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Купцы рассказывали, что на северо-западе Эллады — в горах Эпира укрепился и собрал войско другой греческий динат — Михаил Ангел, являвшийся родственником бывших ромейских царей Исаака II и Алексея III Ангелов. Он венчался и помазался на царство в Эпире, и его столицей стал большой город Арта.
Слухи волновали и настраивали людей на скорое выступление в поход. Между тем закончились зимние дожди. Наступила быстрая весна. Тырново и Трапезницу облетело известие, что Михаил Ангел двинул эпирское войско в земли Средней Эллады, стремясь захватить Фивы и Афины и противостоять там латинянам. Среди знатных франков и фрягов начались распри и которы из-за дележа добычи. Так фряжский князь Бонифаций получил в свои руки Фессалонику и был венчан там королем, но хотел захватить еще больше земель и городов, и потому был немирен с царем латинян. Правда, говорили, что латинский царь Бодуэн стал готовить войска и флот к походу на Бруссу и Никею. Но следом пришли вести о том, что во Фракии, Македонии и Фессалии взмястились против франков и фрягов греки, болгары и македонские славяне. Греки Адрианополя избили латинское войско в граде и попрали власть латинского царя. Царь Иоанн Добрый решил, что медлить далее нельзя, и объявил о выступлении в поход. Накануне в долине между Тырновом и Трапезницей был проведен смотр всех полков болгарского войска.
Вспомнил Борис Творимирич, что ярким мартовским утром не менее трех десятков тысяч копий, сотни стягов и знамен были подняты над полками. Десятки тысяч болгар, тысячи греков, половцев и валахов, пришедших с севера из-за Дуная, встали тогда единым строем на смотру. Основной силой болгарского войска являлась конница. Творимирич и его люди стояли верхи в конном полку болгар. В окружении вооруженной челяди и бояр проезжал вдоль полков царь Иоанн Добрый. Творимирич хорошо запомнил этого еще молодого и рослого человека с красивым, мужественным лицом. Он был без шелома, и весенний ветер развевал его длинные и волнистые русые власы, ниспадавшие прядями на доспехи из чешуи и малиновый корзн. Выслушивая воевод, царь кивал головой и, приветствуя воинов, сильным голосом громко желал им здравия и победы, вздевая вверх могучую десницу, облитую кольчугой и в кольчужной рукавице, и сжимая в длани сверкавшую булаву. Молодой и грозной силой веяло от самого царя и всего его войска, всю мощь которого составляли православные болгары, греки и валахи. И войска громким рокотом тысяч глоток приветствовали своего царя и полководца. И казалось, что ожидает это войско скорая победа и освобождение Цареграда, захваченного западными завоевателями.
* * *
Спустя три седмицы болгарское войско, преодолевшее трудный переход через горный хребет, подступило к Адрианополю. Ровно год прошел с той поры, как крестоносцы ворвались в Константинополь и этим положили начало войне православных государств и народов против западных завоевателей-латинян. В болгарском войске все уже хорошо знали, что франки и фряги во главе со своим царем Бодуэном осадили Адрианополь, били в стены града камнями из метательных машин и готовили лестницы и башни к приступу.
Наступило утро 14 апреля 6713 года (1205 г. от P. X.), которое хорошо запомнилось боярину Борису Творимиричу. С утра гнал по небу весенний ветер облака и тучи, изредка моросил легкий дождь, но было тепло. Полк болгарской конницы был поставлен в засаду в большой абрикосовой роще близ какой-то реки. Густой кустарник и деревья скрывали три тысячи всадников. Восточнее на три полета стрелы простиралось заброшенное земледельцами, истоптанное лошадиными копытами поле. По полю только что прошла пятитысячная конная половецко-болгарская рать. Юго-западнее, у речной переправы и дороги, уходившей на запад — на болгарский град Клокотницу, располагались болгарские, валашские, греческие полки и отряды во главе с царем Иоанном. За полем на востоке начинался сосновый лес, росший у подошвы дальних синеющих гор. В этом лесу укрывался еще один большой конный полк. А там, вдали на юге, на красивых высотах раскинул свои стены, башни, хоромы и соборы град Адрианополь, осажденный латинянами. Сквозь разрывы облаков стало высвечивать солнце. И по обеим сторонам этих высот и града засверкали воды большой реки Марицы. И совсем далеко на юге за рекой и ее притоком засинели вершины высоких Родопских гор.
Тем временем половецко-болгарская конница продвинулась уже близко к стану франков и, видимо, осыпала его стрелами. Слышно было, как сполошно пели рога и трубы латинян. Видно было, как выезжали из стана конные рыцари и воины, строясь перед напуском на половцев и болгар. Вот вновь истошно запели рога, франки опустили копья и тронули коней. В конной сшибке, развернувшейся у стана, латиняне опрокинули ожесточенно сопротивлявшихся болгар и погнали их и половцев к переправе. В первом напуске со стороны франков участвовало не более четырех-пяти тысяч всадников. Но когда те погнались за отступавшими, из их стана выкатился полк числом еще больший, чем первый. И вся эта громада конницы устремилась и обрушилась на войска царя Иоанна Доброго. Как стало известно потом Борису Творимиричу, этот полк возглавил сам латинский царь Бодуэн. Перед станом латинян строились ряды франкской и фряжской пехоты с копьями, луками и арбалетами. Болгарские войска, закрывавшие дорогу и переправу, по звуку трубы тронули коней и понеслись в соступ на приближавшихся рыцарей. Сотни людей и лошадей полетели на землю еще до того, как сблизились и обрушились друг на друга два ратных вала, бряцавших железными доспехами и оружием. Тысячи стрел, пущенных еще до сближения, вырвали из ратных рядов сотни жертв.
Огромные массы конницы разлились по полю перед Адрианополем, сминая еще не истоптанные озимые посевы и виноградники. Усиливался ветер, разгонявший облака. Все чаще выглядывало из-за них ласковое весеннее солнце. Топот копыт и гул сечи все громче доносились до людей, находившихся в засаде. Им было видно, как в бранном порыве тысячи воинов, стремясь одолеть супротивника, наносили удары копьями и сотнями валили и вышибали друг друга из седел. Многие падали замертво. Другие, будучи ранены, еще пытались подняться и сесть в седло, если конь не вырвал поводья и не бежал от них. Всадники, обломавшие копья и близко съехавшиеся с ворогом, выхватывали мечи и сабли и уже шеломили, рубили и кололи ими. Сотни других всадников, не успев нанести удара копьем или потеряв копья в общей свалке, поворачивали коней и под руководством своих старших и воевод двигались на фланги разгоравшейся сечи, чтобы разить врага с плеча или со спины. Но тут же сталкивались с такими же отрядами других полков своего войска и увлекали их за собой, или наталкивались на противника и этим расширяли место кровопролитного столкновения. Десятки всадников, оторвавшихся от своих полков и отрядов, оказывались отрезанными и окруженными противником. Они, крутясь в седле и поворачивая коней то в одну, то в другую сторону, вращали мечами, шестоперами, саблями над головой и наносили удары наотмашь, почти не замечая, что эти удары доставали не только чужих, но и своих. Стрелы летели все реже, ибо ряды противников смешались, и битва стала разбиваться и дробиться на сотни и тысячи небольших смертельных схваток и поединков. Здесь уже каждый мог показать всю свою личную удаль и ратную выучку. Казалось, что рыцари одолевали и теснили болгар, половцев, греков и валахов.
Сражение, как приближавшаяся на море буря, поднимая волны, все более и более накатывало на тех, кто ожидал в засаде в абрикосовой роще. Сначала верховые крутились и дрались в двух полетах стрелы от засады. Затем хорошо стали слышны яростные и смертельные крики людей, звон скрещиваемых мечей и оружия, скепанье оружия о доспехи и шеломы, ржание коней. Кони тех, кто был в засаде, стали нервно бить копытом и отвечать ржанием на призывы своих сородичей, принимавших участие в сече. Верховые замелькали уже на расстоянии полета стрелы. Болгарский воевода велел трубить в рог, и все, кто еще не был в седле, тотчас оказались верхи. Воевода выхватил булаву и указал ей в сторону брани. Ретивые, застоявшиеся кони борзо вынесли засадный полк из рощи и понесли его ветром туда, где разворачивалась кровавая сеча. Лишь зоркие и меткие стрелки, хорошо различавшие доспехи и сряду франков, рискнули пустить стрелы до столкновения с ворогом. Все люди Творимирича были с копьями и круглыми щитами. Когда неслись на франков конным строем, никто не выбился, не отстал, все были обучены хорошо. Но многим впервые пришлось участвовать в такой большой конной сшибке. Да и сам боярин, бывавший в боях, впервые видел такое. Засадный полк налетел с десного плеча на отряд числом до трехсот рыцарей. Те уже перестроились для очередного соступа и разогнали коней, чтобы ударить в спину или в десное плечо валахам, теснимым к реке близ абрикосовой рощи. Первым же ударом в правый бок Творимирич свалил франка с коня, но обломил копье. Обнажая меч, он видел, как его молодой кметь не успел ударить своего противника, ибо конь франка, поваленного Теоримиричсм, шарахнулся и налетел грудью на коня молодого русского дружинника.