– Я бы хотела попасть к Андрею.

– Туда не пустят, он в реанимации, и еще не пришел в себя.

– Да-да, я понимаю… Но хотелось бы хоть посмотреть на него.

– Вы же видели, зрелище не из приятных.

Людмила усмехнулась:

– Я понимаю.

– Подождите.

Бахрушин подошел к следователю.

– Я говорил с ней, толком она ничего вспомнить не может. Как я понимаю, подожгли тир не изнутри, а снаружи.

– Да, пожарники уже мне сказали об этом.

– Для порядка вам нужно оформить ее показания, но больше информации вы получите от кого-нибудь из жильцов дома напротив.

– К сожалению, – вздохнул следователь, – никто не видел того, что происходило перед самым пожаром.

– Сочувствую, сам в таком положении, – развел руками Бахрушин. – Вы ее не утомляйте, ей и так сегодня досталось.

Леонид Васильевич стоял в стороне, пока следователь расспрашивал Людмилу. В голове у следователя, конечно, сложилась еще одна версия – поджечь тир мог и муж Людмилы, узнав, что та встречается с Подберезским, но озвучивать свои догадки он не стал.

– Она не замужем, – улыбнулся Бахрушин, поняв ход мыслей милицейского следователя, отбросьте эту версию сразу. К поджогу готовились, это не спонтанная реакция обиженного человека.

– Я это понял.

– Что ж, она свободна?

– Да.

Бахрушин галантно подставил руку, чтобы на нее могла опереться Людмила.

Он был на голову ниже своей спутницы. Девушка растерянно смотрела на испачканные в грязь босые ноги, не решаясь сесть в таком виде в вылизанную до стерильности машину полковника ГРУ.

– Бросьте, Людмила, думать о том, что причиняете кому-то неудобства.

Все ваши неприятности – на моей совести. Так что если кто и заслужил…

– Не мучьте себя, Леонид Васильевич, – сказала Людмила и забралась в машину.

– Командуйте, куда ехать, – предложил Леонид Васильевич и тут же из машины при Людмиле позвонил Комбату. Всегда тяжело сообщать о беде, тем более, если ты сам в ней виновен. – Извини, Комбат, – сказал Бахрушин в телефонную трубку, – но случилась беда. Подожгли тир Подберезского, сам Андрюша обгорел.

– Да, сейчас он в реанимации.

– Приеду, Борис Иванович. Надо набраться сил и посмотреть тебе в глаза.

Вот только завезу Людмилу домой и сразу к тебе. Так иногда случается, – на прощание произнес Бахрушин и отключил телефон.

Людмила сидела, отвернувшись, смотрела в окно на освещенные витрины магазинов и думала о том, что сама тоже виновата. И если бы Андрей находился в тире один, то думал бы о том, как спастись самому. А спасая ее, он забыл о себе. :

«Он сумел вытащить меня оттуда в целости и сохранности, даже волосы и те у меня не обгорели. Ни один волосок!» – Людмила .вспомнила о том, как целовал ее Подберезский, как шептал на ухо глупые и ласковые слова.

Она всхлипнула, а затем, не удержавшись, расплакалась.

– Не надо плакать, – мягко произнес Бахрушин, – все будет хорошо.

Главное, что Андрей жив, – но особой уверенности в голосе Леонида Васильевича не было.

– Я ненавижу себя! – пробормотала Людмила. – Это из-за меня он обгорел.

А плачу я потому, что жалею себя.

– Не наговаривай на себя.

– Да-да, – торопливо говорила Людмила, – ни вы, ни он, а я виновата.

– Глупости, – полковник взял девушку за руку. – И не вздумай себя укорять. В этом есть вина каждого из нас.

– Я сама настояла на сегодняшней встрече.

Леониду Васильевичу было неудобно выслушивать откровения девушки, о которых, как он понимал, она сама пожалеет.

– Я же видела, он занят, у него не было сегодня на меня времени…

– Вот и приехали. – Машина остановилась у бетонного крыльца. – Ты уверена, что можешь быть сегодня одна?

– Вам надо ехать, – ушла от вопроса Людмила.

– Все будет хорошо.

Она зашла в лифт и на прощание взмахнула рукой. Створки сошлись.

Бахрушин беззвучно выругался и шлепнул ладонью по лбу:

«У нее же ключей от квартиры нет, все ее вещи сгорели в тире!»

Слава богу, бежать ему пришлось не очень высоко, Людмила жила на четвертом этаже. Запыхавшийся Бахрушин уже стоял на площадке, и когда створки кабины разошлись, Людмиле показалось, что она никуда и не уехала. И лишь взгляд, брошенный на номер квартиры, убедил ее, что она находится на четыре этажа выше, чем прежде.

– Твоя квартира?

Людмила кивнула. Она не знала, как попасть внутрь и лишь всхлипывала.

Бахрушин нагнулся, осмотрел замок. Эта дверь была простая, не металлическая, если бы понадобилось, такую можно было легко выбить.

– Ключи есть у соседей, – вспомнила Людмила.

– Погоди, не стоит тревожить людей среди ночи.

Бахрушин похлопал себя по карману и отыскал пластиковую телефонную карточку. Сунул ее в дверную щель напротив замка. Когда ощутил, что та уперлась в язычок, плавно надавил на нее. Дверь открылась.

– Видишь, ты и не знала, что у тебя дверь с электронным замком, который открывается магнитной карточкой, – усмехнулся Бахрушин.

– Боже мой, как это легко для тех, кто умеет!

– На, держи запасной универсальный ключ, – сказав это, Бахрушин положил пластиковую карточку на тумбочку в прихожей и подмигнул Людмиле. – Все будет хорошо, и мы все вместе – ты, я и Андрей – выпьем в вашем тире.

Эти слова он произнес вслух, а про себя подумал: «Только неизвестно, как скоро. Ну и дурак же я – проклинал себя Бахрушин, сбегая вниз по лестнице, – знал, что это может произойти. Вернее, должен был знать и не принял мер предосторожности. Автоматы охранял, а человека? Я сам не лучше многих генералов, которые человеческую жизнь ни во что не ставят».

Несмотря на то, что Бахрушина терзали угрызения совести и он нервничал, в машину он сел абсолютно спокойно. Мягко закрыл дверцу. У него имелось правило: техника и мебель не виноваты в том, что тебе плохо.

– Поехали.

Шофер даже не переспросил куда. Он слышал разговор по телефону с Комбатом и помнил его адрес.

– Посиди в машине, а я поднимусь, – глядя на горевшие три окна квартиры Комбата, произнес Бахрушин.

Вскоре шофер уже видел Леонида Васильевича сидевшим на кухне у Самого окна. Полковник что-то оживленно доказывал Борису Рублеву, махая правой рукой с зажатой между пальцами сигаретой так же часто и сильно, как машет дирижер, управляющий большим оркестром, хотя и слушателей-то у него и было всего – Комбат да Мишаня Порубов.