белом. Элегантный, причёсанный, надушенный. Скрещиваемся взглядами, но сегодня легче, чем вчера. Он первый протягивает мне руку. Я принимаю рукопожатие.

Входим в зал и замечаю, как француз шарит глазами, выискивая кого-то среди присутствующих. Нику-Николь потерял? Да что ты к ней так прицепился, как клещ? Она моя!

– Приступим, – объявляю, когда все расселись по местам.

– Кхм-кхм, – кашляет Буше и скрипит с жутким акцентом на русском: – Мы увидим Николет Андревну?

Все остальные французы, украдкой взглядывают на меня и тут же прячут глаза. Кир напрягся. Но на моём лице нет ни одной эмоции.

– Месье Буше, с какой целью?

– Я хочу выразить свою благодарность.

Будто специально выводит меня из себя.

– Я передам.

Внешне транслирую самый невозмутимый вид. Только внутри идёт повышенный расход топлива, чтобы удержать рвущиеся наружу импульсы.

– Я хочу сделать подарок Николет Андревна…

– Мадам Худяковой, – резко обрываю и поправляю его, – Николетта для меня. Для вас мадам Худякова.

Называя её по имени, француз словно тычет палкой в моего внутреннего зверя. Бесит! И чем сильнее давлю это в себе, тем активнее напряжение ищет путь, чтобы пробить мою внешнюю изоляцию.

Он вынимает из кармана пиджака маленькую коробочку и ставит на стол. Да ты совсем грёбнулся?

Внутри всё обрывается. Бьёт по каким-то чувствительным нейронам, которые это раздражение, преобразуют в нервные импульсы и толкают в мозг. Буше ещё и скалится в ухмылке, которую меня так и подмывает смазать кулаком.

Ага, прямо сейчас подорвусь, возьму коробченку и на турбоускорении помчусь к Нике: «Держи, дорогая, это тебе подарок от чужого мужчины…»

Как ты это себе представляешь, долбанный ты придурок?!

Очень может быть, что Кир прав, и со мной действительно творится неладное. Во мне будто просыпается первобытное тупое животное, которое хочет утащить самку в пещеру (что я и сделал – Ника у меня в квартире), и разогнать всех самцов в округе, а самому настырному дать дубиной по башке.

Кир перехватывает инициативу и сообщает французу:

– Мадам Худякова талантливый маркетолог. Она выразила наше общее желание (всего коллектива «Стеллар-Авто») помочь вам с фамильными документами. Личные подарки в такой ситуации не приветствуются. Недоразумение, возникшее вчера, исчерпано. Вы принесли извинения, мадам Худякова их приняла. На этом всё! Месье Буше, предлагаю вернуться к деловому формату переговоров.

Француз хмурится. Снисходительно убирает коробку обратно. Обсуждаем сделку. В итоге Буше соглашается, но выкатывает свои условия: разделить подписание документов на три этапа и выплаты переводить траншами. Первые два пакета подписываем здесь, а последний и самый важный в его офисе во Франции через две недели. Посовещавшись, мои коллеги заключили, что условия приемлемы. Только я чую подвох. Что-то Буше задумал. Так и есть! В конце хитрая французская задница добавляет, что желает видеть мадам Худякову среди нашей делегации с ответным визитом. Мразь! Открыто ему объявляю:

– Вы переходите границы, месье Буше. Если бы вы прилетели сюда со своей женой, я бы посчитал неприличным выказывать ей такое чрезмерное внимание.

– Мадам Худякова не жената. Свободная женщина. – спорит француз, приподнимая свой указательный палец. Одним этим жестом неимоверно раздражает.

– Вообще-то… – делаю выдох и медленно вентилирую воздух. Веду сражение сам с собой и по итогу загоняю себя в угол: – Мадам Худякова моя невеста.

Среди моих сотрудников проносится гул удивления. Французы растерянно переглядываются, пока переводчица не доносит до них смысл сказанного мной. Только мы с Буше давим друг друга взглядами. Похоже, он наконец допёр, что Ника не такая свободная женщина, как он себе представляет.

Что вообще, чёрт возьми, происходит? Куда ты лезешь, француз? А я? Что буду делать с этой информацией? Ставки уже повышены. Все присутствующие с моей стороны тоже это слышали.

Глаза Буше темнеют, вижу по ним, как он достигает стадии принятия неизбежного. По всей видимости у него мозг сильно перегрелся и сейчас находится в расплавленном состоянии.

– Месье Бурсин, я выразить поздравление. Ваш визит будет романтичная поездка, м…

– Я уважаю Францию и вашу великую нацию, – перебиваю его на полуслове, – Но я не питаю иллюзий, навеянных сотнями фильмов о Париже. Знаете, все эти старинные улочки, огни на Эйфелевой башне, архитектура и влюблённые парочки – это клише. На самом деле полно бездомных на улицах и мигрантов. Так сложилось исторически, что многие парижане не хотят общаться на английском. Даже выказывают высокомерие и грубость по отношению к туристам. Это реальная жизнь, а не сказка.

– Я обещать сделать прибытие к нам в гости – приятно! Можно сейчас пауза?

Француз сбавил спесь. Глаза опустил. Вокруг задвигались стулья, и мы разошлись на перерыв.

У меня всё нутро на разрыв. Снаружи я твёрдый, а под кожей, как под земной корой, расплавленная масса. Кровь с какого-то хрена превратилась в раскалённый, жидкий расплав. И моё могучее сердце прокачивает эту горящую магму по всему организму.

– Юр, ты что? – наваливается с вопросами Кир, когда остаёмся одни. – Вчера отнекивался, что не влюбился, а сегодня уже женится собрался?

Я просто цепенею и не хочу ничего говорить. Кир меня дожимает:

– Юр, когда ты успел предложение сделать? Кольцо купил? На колено вставал?

Облокачиваюсь о стол и упираюсь бешенными глазами в лицо Макеева.

– Ты говорил, что французы не лезут в чужую личную жизнь. У них это не принято.

– Ну это просто какой-то неправильный француз, – перебивает меня Кир, – У него же прабабка русская. Хрен знает, что у него там ещё в генах намешано. Другой бы уже давно отвалил, а этот зациклился. Я тебя понимаю, он конкретно бесит. Прицепился. Что делать будем? Ещё не поздно его посадить на самолёт и отправить восвояси… Блин, я под впечатлением! Ты всерьёз предложил Николетте выйти замуж?

Макеев даже рот открыл от удивления и вытаращил на меня глаза.

– Нет…

– Ты блефовал перед Буше?

– Почему сразу блефовал… Может и женюсь… Позже… Не в этом дело сейчас.

– Как не в этом? Это же главное! Наши все слышали: тили-тили тесто, жених и невеста!

– Аха-ха-ха, – детская дразнилка нас обоих рассмешила.

Странно. Я не собирался ничего такого говорить. Но вдруг мне эти слова показались самыми логичными. Даже на душе стало легче. Будто внутри меня успокоилась бушующая стихия. Необузданная хрень, разносившая меня в пух и прах изнутри – теперь ровная гладь океана. И солнце играет бликами по воде. Я счастлив? Счастлив от одной мысли, что мы можем быть с Никой всегда вместе.

– А глазки-то заблестели, Юр, и улыбка дебильная на довольной роже, хрен сотрёшь.

– Отстань! – не могу вернуть серьёзное выражение лица. Всё блин, поплыл.

Ненадолго. Шумные французы ворвались в конференц-зал и