– Егор!

На него смотрели с укоризной, как всегда во время подобных разговоров. Глаза матери уже увлажнились и покраснели. Всё это должно было задавить в нём любую попытку продолжать. Смириться, сдаться, ощутить вину за чёртово любопытство.

– Ма, просто ответь на мой вопрос, – Егор протянул к ней руку, чтобы коснуться плеча и успокоить, но Вера отпрянула, теряя терпение.

– Почему ты так упрям?! – она вскрикнула, ударив ладонью по столешнице, и нарезанный Ленкой перец яркой крошкой рассыпался по столу. – Ты не старый дед, который прожил жизнь и всё забыл! Что такое один год для мальчишки? Что в нём такого важного, что ты бередишь всё это? Ты помнишь своих друзей, помнишь свою семью. Что может быть важнее?! Зачем тебе всё это?..

– Да. Я помню вас. Помню друзей. Помню. Но, кажется, я забыл кого-то… важного. Это была девушка. Тем летом, я должен был…

– Нет! – мать резко отмахнулась от него. – Ты ошибся. Нет никого важного. Больше нет никого! Я запрещаю тебе! Запрещаю!

Сорвав голос, Вера перешла на привычный плач, злясь ещё больше от того, что макияж был полностью испорчен.

– Что тут происходит? – удивлённо снимая с головы наушники, из своей комнаты показался Вадим.

– Я так больше не могу… не могу… – продолжала плакать мать. – Почему ты так жесток со мной?!

Поскольку история повторялась не первый раз, лишние объяснения не понадобились. Смущённый видом рыдавшей матери семейства, Вадим кинул сердитый взгляд на младшего брата.

Только беспокойное Безе неизменно оставалось у ног Егора, по неизвестной ему причине, всегда поддерживая при каждой семейной ссоре. Кот боднул его головой и потёрся о ногу, облепляя своей шерстью.

– Ну чего вы опять завелись из-за этого? Опять то же самое? – Вадим возмущённо поджал губы, глядя на Егора, тенью стоявшего у двери. – Сколько всё это будет продолжаться? Больше поговорить не о чем? Ты о матери подумал?

– А обо мне хоть кто-то подумал?! – вспылил Егор, впервые повышая голос в доме. В висках противно стучало, и снова кинуло в жар. Рубашка противно липла к спине, а руки дрожали, и пришлось сжать кулаки. – Обо мне. Хоть раз. Я так много прошу?

– Тут все только о тебе и думают, чёртов эгоист! – в сердцах кинул брат, обнимая одной рукой мать и позволяя той уткнуться лицом ему в грудь. – Ради кого вообще всё это делалось? Тебе так сдался тот год? Он так важен? Важнее семьи? Кто из нас виноват в том, что ты тогда влез в это? Ты!..

Вадим осёкся, испуганно глядя на Егора, когда тот побелел как полотно, хватаясь за грудь.

– Ты… я не… малой… я…

– Так что ради меня делалось?.. – сухим шёпотом произнёс Егор, угрюмо глядя на брата. – Во что же я влез?

Вадим и сам побледнел, а кулак матери ощутимо стукнул по груди, к которой мгновение назад прижималась.

– Хватит! – выкрикнула она, замотав головой. – Замолчите оба!

– О чём он говорит? – немного унимая боль в груди глубоким вздохом, Егор прислонился плечом к дверному косяку.

– Мы все погорячились и наговорили лишнего! – торопливо заговорила Вера, испуганно глядя на обоих.

– Это была не просто авария? – пригвоздил её к месту следующий вопрос младшего сына.

– Малой, я – идиот… Прости. Я и правда наговорил ерунды… Просто забудь. Идём, – Вадим шагнул к нему, привычно собираясь обнять за плечи и увести.

– Что я сделал? – упрямо увернулся от его руки Егор. – Что. Я. Сделал?

– Ничего… – глухо пробормотал Вадим.

– Я что, в тот день сел за руль без прав? Я был за рулём? Я, а не отец? Это я влетел в аварию? Отец взял на себя мою вину?

– Егор! – мать задрожала, обхватывая себя руками. – Что за сумасшедшие предположения? За рулём был твой отец. Ты просто должен понимать мои чувства. Понимать, что я не хочу слышать об этом! Не хочу снова переживать всё это! Так что просто забудь!

– Мне жаль, что тебе пришлось пройти через всё это. Жаль, что виноват во всём произошедшем. Что доставляю всем проблемы. Мне жаль… – голос Егора снизился до едва слышимого шёпота. – Но я не могу просто разбить свою голову и прекратить всё это…

Он подхватил рюкзак с пола и вышел в коридор, затем скрываясь в своей комнате.

– Вы двое решили убить его? – голос Лены дрожал от возмущения.

– Думай, что говоришь, – Вадим нервно взъерошил волосы, затем вздыхая.

– Он не слышит меня! Не понимает! Это ведь всё для его же блага. Так почему он не понимает?! – никак не успокаивалась мать.

– Да-да. Всё благие намерения! – Лена дёрнула завязки на фартуке, сбрасывая его на ближайший стул. – Вот только вы уверены, что он будет в порядке, если сам всё вспомнит? Он будет к этому готов? Точнее, у вас всех уже готовы оправдания, если что-то случится?

– Он ничего не вспомнит, если не будет заставлять себя это делать!

– Сейчас все психологи мира выбросили свои дипломы в окно, – поджав губы, покачала головой Лена. – Оказывается всё так просто. Жаль, что я ничего не знаю об этой чёртовой аварии. Иначе давно бы всё рассказала ему. Или дело вовсе не в аварии? Что вы все скрываете?

– О чём ты говоришь? – встрепенулась мать.

– Если всё дело только в том, что папа не справился с управлением, и машина разбилась, то один раз можно всё рассказать, и дать ему успокоиться. Разве это не он пострадавший? Как вы смеете упрекать его и жаловаться? Должен то, должен это… Он ничего вам не должен. И кто здесь ещё неблагодарный эгоист? Вы все не хотите говорить не из-за аварии. Он забыл что-то важное, и вы не хотите, чтоб вспоминал, да?

– Лена! – лицо Веры побелело, и она часто задышала, не имея возможности подобрать слова.

– Лен, иди к себе, – Вадим коснулся ладонью головы сестры. – Дай маме время успокоиться.

– Успокоиться? Сегодня мне действительно стыдно за вас… – она разочарованно вздохнула, выходя из кухни в коридор.

Распахнув настежь окно в комнате, Егор оперся ладонями на подоконник. Делая глубокие вдохи, он медленно выдыхал, пока, наконец, не почувствовал, что немного успокоился. Сердце прекратило ломать рёбра, и боль в груди отступила. Ладно… Знал ведь, что последует за собственной настойчивостью. Знал. Но должен был рискнуть.

Если отмести всё лишнее сказанное, то сегодня слова брата показались странными. Они заставили усомниться в том, что все события прошлого года сводились к той аварии. А если действия Марго объяснять тем, что они действительно могли быть знакомы ещё до школы, то ложь вокруг него разрасталась так буйно, что становилась осязаемой. Ему лгали. Лгали все вокруг. По какой причине? Он настолько жалок, что считали, будто не осилит правду? Или сами боялись этой правды?

Злость накатила шумной волной. Егор ударил ладонями по подоконнику и прерывисто вздохнул. У любого человека есть то, о чём не станет говорить. У любой семьи, даже самой дружной, всегда есть то, о чём умалчивается. Он прекрасно это знал. О многом сам не говорил никому. Но сейчас… Всё существо отказывалось верить в то, что семья могла скрыть от него нечто настолько важное. Нечто, принадлежавшее ему. Нечто, что он напрочь забыл. Доверие – хрупкая штука…