Я послушно закрыла книгу и выбралась из кровати. Впрочем, это было совсем не удивительно. Я уже успела усвоить, что Вивиан получала все, что хотела.

– Но Эллисон понадобится ее шляпа, – сказала я. – Ты же сама знаешь, как она относится к ультрафиолету.

– Эллисон и Натали не идут с нами. Мы вдвоем, детка.

Она даже не сказала мне, куда именно мы идем. Я просто последовала за ней. Сначала мы добрались до каноэ, потом переплыли озеро. Всю дорогу я мучилась с веслом.

– Давай угадаю. Ты в первый раз в каноэ, – сказала Вивиан.

– Я плавала на лодке. Это считается?

– Не уверена. Ты плавала в озере?

– В пруду в Центральном парке. Мы туда ходили с Хизер и Мариссой.

Я почти рассказала ей про то, что мы раскачали лодку, и Хизер свалилась в воду, но потом я вспомнила утонувшую сестру Вивиан. Вивиан не рассказала мне, как, когда и где это случилось, но я не хотела поднимать эту тему, даже в шутливом разговоре. Я молчала, пока мы не причалили к травянистому берегу, на котором росли тигровые лилии.

Вивиан сорвала несколько штук, чтобы сделать букет. Когда мы зашли в лес, она стала отрывать по лепестку и бросать их на землю.

– Всегда оставляй след из хлебных крошек, – сказала она. – Чтобы найти путь обратно. Френни научила меня этому в первое же лето. Мне кажется, она боялась, что я потеряюсь.

– Почему?

– Я очень часто уходила.

Я даже не удивилась. У Вивиан был огромный внутренний мир. Вряд ли бы он поместился в узкие рамки жизни в лагере, ограничивающие нас уроками тенниса и кружком по лепке. Я уже заметила, что она везде скучает.

Вивиан уронила очередной лепесток, и я обернулась посмотреть на линию, которая тянулась за нами, обозначая проделанный путь. Лепестки походили на маленькие рыжие следы, по которым можно вернуться домой.

– Две правды и одна ложь, – провозгласила Вивиан, отрывая очередной лепесток и бросая его на землю. – Сначала я. Первое. Однажды в метро мужик показал мне свои причиндалы. Второе. Под матрасом у меня фляжка с виски. Третье. Я не умею плавать.

– Второе, – сказала я. – Я бы заметила, если бы ты втихую пила.

Я подумала про мать и ее запах. Когда она встречала меня из школы, от нее исходил особый аромат. Мятная жвачка не помогала. Да даже если бы помогла, я уже успела научиться различать, что после выпитого глаза у нее тускнеют.

– Ты очень наблюдательная, – сказала Вивиан. – Вот почему я хотела, чтобы ты это увидела.

Мы подошли к большому дубу. Его прочные ветви раскинулись широко и сформировали навес. На коре был выцарапан знак X, большой и отчетливый, как имя на крышке ящика в «Кизиле». У основания дерева была навалена куча листьев. Под ней явно было что-то спрятано.

Вивиан смахнула их в сторону. Под листьями оказалась старая гнилая деревянная шкатулка. Лак от времени стерся, поэтому вода и солнце сделали свое. Кое-где крышка сгнила, кое-где высохла, представляя собой дикую смесь оттенков.

– Круто, правда? – сказала Вивиан. – Она вроде как древняя.

Я пробежала пальцами по крышке, ощущая ряд неровностей. Сначала я решила, что это просто след времени, но потом заметила две бледные буквы, вырезанные на дереве. Я с трудом их различала. Пришлось наклониться. Мне в нос ударило запахом гнили и плесени.

– Где ты ее нашла?

– Прошлым летом на берег вынесло.

– Пока ты тут бродила?

Вивиан ухмыльнулась, явно довольная собой:

– Ну конечно. Она лежит тут бог знает сколько времени. Я притащила ее для истории. Открывай уже.

Я подняла крышку. Дерево оказалось мягким и сырым, и я испугалась, что она распадется у меня в руках. Изнутри шкатулка была обита, вероятно, зеленым бархатом. Сказать точнее я не могла – остались лишь жалкие кусочки.

Внутри лежало несколько пар ножниц. Это были старые ножницы, с украшенными кольцами для пальцев и тонкими лезвиями – словно ноги у аиста. Я подозревала, что они сделаны из серебра, хотя сейчас потемнели до цвета машинного масла. Винтики заржавели. Я подняла пару и попыталась их открыть. Они не поддались. Возраст и отсутствие ухода сыграли свою роль.

– Как ты думаешь, кому они принадлежали?

– Больнице, может быть. На дне есть название. – Вивиан взяла шкатулку, закрыла крышку и перевернула ее.

Ножницы загремели, как разбитое стекло.

– Видишь?

На дне было написано три слова: Собственность «Тихой долины».

– Интересно, как они сюда попали.

Вивиан пожала плечами:

– Да их несколько десятков лет назад выкинули в озеро.

– А ты у Френни спрашивала?

– Да ты что. Я хочу, чтобы это осталось в тайне. Про шкатулку никто не знает, кроме меня. И тебя.

– Почему ты мне ее показала?

Я склонилась над шкатулкой, и мне на лицо упала прядь волос. Вивиан потянулась и заправила ее за ухо.

– Я твоя старшая сестра на лето, помнишь? – сказала она. – А старшие сестры делятся секретами.

В лесу я иду первой, стараясь держаться прямой линии, и постоянно поглядываю на компас. В остальное время я изучаю то, что вокруг, выискивая взглядом места, где кто-то может спрятаться. Мы ушли довольно далеко от лагеря, но меня не покидает чувство, что за нами следят. Каждый кустарник удостаивается подозрительного взгляда. Я не доверяю даже теням. Когда в ветвях кричит птица, мне хочется спрятаться.

«Эм, успокойся уже, – говорю я себе. – Вы тут вчетвером – и сами по себе».

Я даже не могу понять, плохо это или хорошо.

Даже если девочки замечают мои странности, они молчат. Кристал и Саша позади. Саша время от времени называет знакомые ей деревья:

– Клен ясенелистный. Бук крупнолистный. Белая сосна. Береза.

За ними плетется Миранда, которая отрывает лепестки от цветов и бросает их на землю через равные промежутки.

– И почему я должна это делать? – спрашивает она.

– Всегда оставляй след из хлебных крошек, – говорю я. – Он поможет нам вернуться.

– Откуда? – спрашивает Кристал.

– Это нам и предстоит узнать.

Начинается подъем. Сначала идти легко. Склон замаскирован полотном опавших прошлой осенью листьев. Мы понимаем, что идем в гору, только потому, что у нас начинают побаливать ноги и сбивается дыхание. Но вскоре подъем становится более крутым. Его все сложнее игнорировать. Мы выбиваемся из сил, поднимаем плечи, сгибаем ноги. Мы проходим молодые деревца и хватаемся за них, чтобы было легче подниматься, забираемся повыше.