— Пора, — сказала она. — Вставай, Томас. Я смахнул пот с груди шелковой простыней и надел свои зеленые одежды. Она взяла меня за руку, подвела к двери комнаты и распахнула ее. Я увидел прекрасный сад, в котором времена года на моих глазах быстро-быстро сменяли друг друга…

— Ох, — прохрипел я. — Нет.

— Путешествие окончено, — проговорила королева, держа меня за руки и неотрывно глядя в глаза. — Дорога вернулась к своему началу.

— Госпожа, — сказал я, — ты навеки останешься, моей музыкой. Только горестно улыбнулась Королева Эльфов.

— Это сейчас ты говоришь так, мой Томас. Но скоро тебя увлечет подлинная жизнь, а эти семь лет окажутся лишь сном, пригрезившимся тебе на Эйлдонском Холме; ты не из тех, кто, вернувшись домой, тоскует и сохнет по прекрасной Эльфийской Стране. Но прежде чем ты уйдешь, мне хотелось бы наградить тебя, Томас.

Я не раз представлял себе этот момент и теперь точно знал, чего просить.

— О прекрасная королева, — сказал я, — лишь об одном прошу, позволь мне взять с собой эльфийского подменыша, ту женщину, которая прислуживала мне.

Но королева только покачала головой.

— Нет, Томас, не бывать этому.

— Госпожа, я готов заботиться о ней, — горячо заговорил я. — Готов смотреть, чтобы она не осталась одна, чтобы не знала нужды и голода…

— Томас, Томас Рифмач… — ответила она мне с неприкрытой болью, — эта женщина не может покинуть Волшебную Страну, как бы ни просил ты об этом. Она с самого детства ела пищу эльфов. Она не сможет вернуться на Землю. — Я молчал растерянно и только горестно смотрел на нее, и она добавила: — Я сама, как сумела, наградила ее за службу. Все оставшиеся годы ей будут сниться только добрые сны. А пробуждение будет встречать ее только заботой и лаской.

— Спасибо, — выдавил я. — О большем я не смею просить.

— Тем не менее ты получишь мой прощальный Дар.

С удивлением смотрел я, как королева срывает яблоко с ближайшего дерева.

— Все в порядке, — успокоила она, — ты его заслужил. Семь лет молчания подготовили твой язык к правде, к великой Правде. Прими этот плод, съешь его и обрети уста, не знающие лжи. А за твой дар убитому рыцарю сила моего нынешнего подарка возросла десятикратно.

Я подержал плод в руке. От него шел крепкий запах вина, гвоздики и свежей зелени летнего утра. Да, с земным яблоком его ни за что не спутаешь.

— Неужели ты думал вернуться домой таким же, как ушел?

— Нет, — сказал я. — Я, конечно, не тот, что был.

— А вот я — все та же. — Она небрежным жестом отбросила волосы со лба, словно не хотела мне этого говорить. Но ты будешь меняться, даже когда узнаешь будущее, как знаю его я. Это — твоя природа, так же как неизменность — моя.

Я отступил на шаг от этой печальной красоты и сказал то, на что никогда раньше не осмеливался:

— Вот почему ты не можешь любить меня? Потому что это значит — измениться?

Королева серьезно и печально смотрела на меня.

— Для этого мне незачем меняться, Томас. Я смотрел на нее во все глаза, не в силах поверить услышанному.

— А теперь делай, что ведено, — приказала королева, — бери и ешь.

Я вонзил зубы в сочную белую мякоть. Я не помню, как жевал или глотал, помню только аромат и вкус плода и то, как в руках у меня осталась крошечная сердцевина.

— Ничего не произошло, — сказал я, чтобы хоть что-нибудь сказать.

— Хочешь — считай так, — усмехнулась она, — пока у тебя не появится повод убедиться, — и пошла меж деревьев. Я отправился следом и скоро увидел ее белого коня и мою Молли, мирно щиплющих травку на поляне.

Мы скакали бок о бок. Мы вместе миновали голую пустыню и вместе спустились в пещеру, по дну которой течет река, разделяющая миры. На берегу стоял человек. Он смотрел на воду и повернулся к нам, только когда мы приблизились почти вплотную.

Я узнал его.

— Приветствую тебя, Королева Эльфов, — голос его раскатисто прозвучал под сводами пещеры.

— Приветствую тебя. Король Грядущих Лет, — отозвалась она.

— Человек с Земли, — молвил Король, — я рад, что ты возвращаешься. Поклонись от меня солнцу и луне, и зеленому листу, когда снова ступишь в Срединные Земли. Не забывай меня. Рифмач, ибо мы еще встретимся.

— Я не забуду тебя, брат, — ответил я.

Мы оставили его на берегу реки, пересечь которую ему не суждено пока, смертной реки, шептавшей о тепле, старых битвах и старых ранах. Теперь и я слышал их — все песни, что когда-либо пели мужчины и женщины моей родины — слышал и понимал, и забывал их за время этого пути сквозь дни, годы, удары сердца.

Мы пересекли реку, а когда начали подъем, навстречу нам пахнуло холодным воздухом. Я задохнулся от неожиданности, едва узнал его.

То был запах Земли.

В зеленый шелк обут был Том,

В зеленый бархат был одет.

И про него в краю родном

Никто не знал семь долгих лет.

Не люблю я, когда замечают, что слух у меня уже не тот, но куда же денешься, правда, она правда и есть. Хотя старый человек и по-другому может узнать, что да как. Пес у огня напрягся, уши навострил, но не встревожился и к двери пошел спокойно, так я поняла, что не чужой пришел, еще раньше, чем гость в дверь колотить начал.

Распахиваю я дверь и вижу, на что уж и надеяться перестала: стоит мой Том, Томас Рифмач, жив-здоров и разодет в зеленое, ровно князь какой. И я, дура старая, стою перед ним и плачу.

— Том, — говорю, — Том, а мы уж думали, ты мертвый!

А он молчит, только объятия мне навстречу раскрыл. Я и забыть успела, какой он высокий, щекой к нему прижалась, и пахнет от него травами, каких я за всю жизнь не встречала. Теплый. А сердце стучит часто-часто.

Наконец я из объятий его высвободилась. Но он, все одно, не отпускает меня, за руки держит и рассматривает то так, то эдак. А я на него смотрю, а вид-то у него странный, нездешний, и от роскоши прямо глаза слепит.

— Мэг, — говорит, — какая ж ты красивая!

— А ты все такой же! В холмах сгинул, и ни словечка от тебя за все годы, а теперь подлизываешься, чтоб я тебя, значит, так вот и простила.

Я болтаю себе без умолку, а сама думаю: странный явился, тихий, то ли ошарашенный, то ли изголодавшийся какой. Страшновато: а ну как дух,

Врагом насланный. Где был — неведомо, да и вообще ничего не сказал толком. Ну в свое время сам все расскажет. И я решила говорить с ним, как со всяким гостем. Когда б и откуда ни шел — с холмов или из замка — пришел он ко мне, и я уж буду такой, какая есть.

— У нас только овес и остался, вот, если хочешь, можешь помочь месить, тут ты как раз вовремя. Только одежду смени, а то больно хороша она у тебя. Вещи твои старые я сберегла, не все, правда, вон, в дубовом сундуке лежат. Смейся, коли хочешь, только не смогла я с ними расстаться.