Ольга письмо Покровского прочитала два раза. Ответила коротко. Две строчки о себе без причитаний и жалоб на судьбу. В ответ на его предложение «дружить и переписываться» написала, что готова общаться, но только при условии полной открытости. «Терпеть не могу вранья!» И добавила достаточно резко: «Вас послушать, так все там у вас белые и пушистые, а кто же тогда бандиты?»

Покровский на ее резкость не обиделся. Наоборот, за несколькими строчками он увидел не девочку-ребенка, а личность, девушку с характером. Это ему очень понравилось. И он стал писать ей длинные письма мелким убористым, похожим на бисер почерком.

Он рассказывал ей истории из своей биографии. Писал вдумчиво и подробно, даже сам во вкус вошел с этим писательством. У него появилась потребность доверять бумаге то, что нельзя было доверить людям – мало ли как они могли воспользоваться этой информацией! И памяти доверять тоже было нельзя. У нее, у памяти, как оказалось, век короткий. Каких-то десять лет прошло, а он уже детали многие позабыл. Но почему-то очень хорошо помнит запах пыльных улочек южного города – терпкий, тополиный, провинциальный. Мирный…

Ему доставляло особое удовольствие копаться в самых дальних уголках своей памяти, таких же пыльных, как этот южный город. А ведь когда-то память была отменной – текст дословно запоминал целыми страницами. Уникальная была память. И голова светлая.

По голове нельзя бить человека. Она – голова – от этого перестает быть светлой. Она забивается серой пылью, которая хранит тополиный запах. Тополя эти южные, особенные, не такие, как на севере. И как-то по-особенному называются.

Пирамидальные! Вот как!

А пахнут как самые обычные.

Вот ведь странные свойства памяти: главное что-то уплыло, забылось безвозвратно, а запах этот тополиный помнится, будто это так важно. И это настраивает на какой-то лирический лад, хотя события последнего десятилетия к лирике имеют такое же отношение, как он, Илья Покровский, к лебедям из балета. И когда он погружается в свои пыльные воспоминания, в голову забирается предательская мыслишка о том, что вся эта лирика неспроста. «Ох, неспроста, – думал Илья Покровский, вычерчивая на тетрадном листе геометрические фигуры. – Я становлюсь сентиментальным. Это что – возраст или мудрость? Или мудрость, рожденная возрастом?»

«…Бандиты, говоришь? Ну, тогда слушай, девочка, правдивую историю, которая, может быть, поможет тебе разобраться в том, кто у нас был бандитом…

…Нас было двое: я и дружок мой питерский, Сережа Галкин. Мы искали себя в этой жизни. Как уж умели, так и искали. Конечно, можно сказать, что не совсем праведными путями. Даже больше тебе скажу: совсем не праведными! То, чем занимались мы, вполне подпадало под некоторые статьи закона. Нет, ты не подумай только, что мы были какими-то беспредельщиками. Как перед Богом, говорю, что никого никогда не убивал, не калечил, не грабил. Вот комбинации выстраивал – это было. И эти комбинации приносили деньги. Порой очень большие.

Это время было такое. В девяностых все ринулись зарабатывать как могли. Причем некоторые жуки разжирели на навозе дармовом до неприличия, шевелиться не могли, так разжирели. Воровали вагонами и пароходами. И почти легально, организовывая какие-то фонды и благотворительные шарашки. А на деле хапали в свои карманы из казны, не стесняясь ни капельки.

Отнять у них то, что они сами стырили, было даже справедливо. Еще один путь обогащения назывался спекуляцией: там купил дешевле, тут продал дороже. Сегодня за это никого не судят, а тогда по полной программе давали за такой бизнес.

Вот такое время было. Прости за маленький экскурс в историю. Просто, ты тогда совсем ребенком была и знать всего этого не можешь. Разве что из книжек того времени. Но их часто писали те, кто все это знал поверхностно, а то и вообще понаслышке. А я все это сам прожил-пережил.

Нас с Сережкой тогда занесло в теплые края, на Украину. Позвали знакомые пацаны. Сначала мы с ними в одной упряжке пахали, а потом потихоньку отделились. Чем занимались, спросишь? Да какая, Оль, разница?! Тогда, чем бы ты ни занимался, это было и разрешено, и запрещено одновременно. В одну руку давали, а другую при этом рубили. Все это гордо называли «бизнесом»!

Смешно сегодня об этом говорить, но тогда все мы, как могли, стремились заниматься «делом». Вот и мы с Сережей нашли себе дело, которое кормило. Не буду рассказывать механизм этого экономического «чуда» начала девяностых. Это совсем неинтересно. Если коротко, то мы оказывали некие услуги неким дяденькам, которые расплачивались с нами неким товаром. Товар дефицитный! У нас его с руками отрывали, невзирая на высокую цену. Вот и весь механизм!

На этом деле мы выросли до такой степени, что могли еще что-то покупать и перепродавать. Но вдвоем уже не справлялись и потому подтянули «местные кадры», чем очень себе навредили. Видать, кому-то завидно стало – парни из воздуха деньги делают. Вот уж правильней поговорки никто не придумал: деньги любят тишину. Как только о них становится кому-то известно, жди беды. Вот и у нас возникла проблема. Приезжаем мы к одному нашему кормильцу за товаром, а он невинно так говорит: мол, с нами хотят познакомиться их покровители официальные, крыша то есть. «А мы, значит, «не официальные»! И кто же, говорим, крыша-то у вас?» – «Да, менты!» – отвечают.

Во как! Менты крышуют коммерсов! Ну, удивительного-то в этом ничего нет. Кому, как не им, этим заниматься. Да только, как бы это помягче сказать, если б коммерсы эти коврики, бабушками вязанные, нам задвигали, это б куда ни шло. Но речь идет о товаре «левом» – водке и сигаретах, понятное дело, поддельных. И ментовская крыша…

Да…

Ну, удивляться долго было некогда. Хотят встретиться? Встретимся. Забили стрелку – встречу то есть назначили. Поехали мы с Сережей, и одного из местных с собой взяли одного – Васю. Да, забыл уточнить: наученные горьким опытом, мы там ни с кем не водили дружбу. Более того, кроме наших имен, про нас никто ничего не знал. Сергей и Илья. Ни фамилий, ни города, из которого мы приехали, – ничего! Меньше знают – крепче спят. Доверять никому нельзя было. Да и на Украине-то, читай – «за границей», мы не просто так появились. Фактически в бегах там были. Но это другая история, может быть, и ее я тебе когда-нибудь расскажу.

Приезжаем. Я когда эту крышу увидел, обомлел. Морды наглые, здоровенные, на коне не объедешь! Прикатили на джипе – редкость по тем временам неслыханная. У каждого на шее цепь золотая с палец толщиной. Вот тебе и менты!

Ну ладно, мы не совсем разрешенным делом занимались! А тут-то – менты! Как бандиты на бандитскую разборку пожаловали. И без лишних слов пушки достали.

– Никаких разговоров не будет! – сказали. – Валите туда, откуда приехали, и забудьте про то, что получали!

О как! Ну, мы на это тоже стволы достали. Наши, кстати, покруче ментовских оказались: они почему-то на разборку с газовыми приперлись.

Слово за слово, открыли пальбу. Сереге в глаз попали. Газовый с близкого расстояния – еще какое грозное оружие! В общем, Сережу скрутили, и этого барана из местных – Васю – тоже. Я ушел.