Фабиан ответил резко, вне себя от гнева:

— Скажу, ваше превосходительство, что именно вы воспользовались нашей вылазкой в Каката, чтобы организовать убийство Франсиско де Тормеса. Вот почему я намереваюсь покинуть Лос-Лемурес с первым же рейсом, если только меня не укусит тарантул до того, как я сяду на этот самолет.

Фалсальфа смерил Фабиана снисходительным взглядом.

— По своему обыкновению, ты действуешь как любитель-одиночка. И навсегда останешься любителем. Никто на Лос-Лемуресе не станет тратить на тебя хорошего тарантула! — И он жестом указал на дверь.

Когда Фабиан выходил из помещения, гамак продолжал качаться.

Много лет спустя, когда Фалсальфа уже не был президентом, Фабиан выступал в качестве судьи на турнире по поло, где в обеих командах играли его друзья. Игра прошла с небольшим количеством штрафных ударов и без серьезных инцидентов. В тот вечер Юджин Стэнхоуп устроил обед в честь Фабиана в одном из местных кабаре. Помещение было заполнено туристами, а столик Фабиана, находившийся в центре обеденного зала, где собралось несколько его друзей и коллег, оказался самым шумным.

К концу обеда освещение в зале вдруг стало слабым, приглушенным. Внезапно в зал вошли официанты, держа на поднятых руках украшенный чеканкой поднос, на котором стоял большой торт из мороженого, плававший в коньяке и увенчанный короной из бенгальских огней вместо свечей, обычно используемых по поводу дня рождения. Они поставили этот необычный подарок перед Фабианом, и в тот момент, когда метрдотель поднес спичку к коньяку, трио ночных менестрелей с заметным английским акцентом запели серенаду в честь «новорожденного». Серенаду подхватили друзья Фабиана, а вслед за ними и туристы, находившиеся в зале. Обрадованный и удивленный Фабиан поднялся, при этом опрокинув поднос. По его манишке, а затем пиджаку и брюкам потекла струя горящего коньяка. Он горел.

Собравшиеся дико зааплодировали, в уверенности, что пламя и горящий Фабиан составляли часть представления. В охваченной огнем одежде он побежал по залу, натыкаясь на столики по-прежнему кричавших «ура» гостей, и выбежал из боковой двери на веранду, выходившую в сад. Перемахнув через перила, он прыгнул вниз и стал кататься по мокрой от росы траве, чтобы сбить пламя. Когда, ошеломленный, он сел на землю, то его белый костюм висел на нем клочьями, ткань настолько прогорела, что были видны голая грудь и ноги.

Фабиан понимал, что должен тотчас же заняться ожогами. Подойдя к задней двери кабаре, он сообщил друзьям, что едет домой. Охранник, увидевший, в каком он виде, принял его за пьяницу или бродягу и грубо оттолкнул его. Тогда Фабиан подошел к парадному входу, где пары, одетые в вечернее платье, ждали своей очереди, чтобы попасть в кабаре. Охранник снова оттолкнул его.

Боль, терзавшая Фабиана, усиливалась. Он проник в сад, откуда залез на веранду и вернулся в ресторан через ту же дверь, из которой вышел.

Приблизившись к своему столику, он был встречен громом аплодисментов и взрывами хохота друзей и гостей за соседними столиками. Сочтя его непрезентабельный вид шуткой, они тотчас открыли двухлитровую бутылку шампанского и принялись орошать искрящимся вином Фабиана и его ожоги.

Лишь после того как Фабиан сел за стол, он вспомнил: охранник, что так грубо оттолкнул его, был тем самым проводником, некогда участвовавшим в вылазке в Каката, которого Елена обвинила в убийстве Франсиско де Тормеса.

В более спокойные времена Фабиан возвращался на лоно природы, которая никогда не была навязчивой. Она являлась к нему в виде зеленой лесной полосы, ароматов леса, невысокого кустарника, окаймлявшего берег озера, наполовину исчезнувших следов колес на грунтовой дороге.

В другие дни, наполненные суетой, его утешал город. Приезжая туда, Фабиан медленно ехал по улицам, разглядывая тротуары, аллеи и скамейки в надежде увидеть одинокую женскую фигуру. Его мог возбудить как локон волос за девичьим ушком или очертания бедер, так и звук ее голоса, то, что и как она говорила ему в ответ. Она должна была оказаться молодой, высокой, стройной, длинноногой, с большими глазами и густыми волосами, крупным ртом, отдающей себе отчет в том, какое впечатление она производит на мужчин своей фигурой и походкой.

Она должна была понимать, что он может предложить ей лишь союз на ночь, один уикенд, в крайнем случае встречи в течение нескольких вечеров. Человек, привыкший к просторам полей и дорог, чей образ жизни был связан с резкими переменами и переездами, Фабиан не мог позволить себе надолго задерживаться в городах. Он отыскивал себе партнерш со столь же непостоянной, жадной натурой, как и у него самого, которые, как и он, были готовы легко сблизиться, а затем так же легко расстаться.

_____

Однажды вечером, сидя в баре, Фабиан встретился со старым знакомым, известным спортивным телекомментатором, который время от времени приглашал его выступить в своей программе для обсуждения различных состязаний по поло или конному спорту. Стивен Гордон-Смит, которому недавно перевалило за пятьдесят, был красивым господином с мужественным голосом, жестами и внешностью, с той непосредственной, открытой манерой, которая свойственна людям его профессии. Они оба собирались выпить, как вдруг в дальнем углу бара Фабиан заметил двух молодых женщин, с которыми познакомился еще в начале того года. Это были модели, работавшие у владельца фабрики по пошиву одежды и жившие в пригороде Нью-Йорка.

Фабиан знаком пригласил их к столику и, когда они подошли к ним, представил их Гордон-Смиту. Обе женщины были латиноамериканского происхождения, лет двадцати с небольшим — темноволосые, исполненные женственности и жизнерадостные, с крупными, но красивыми чертами лица и выразительными глазами. Высокие и стройные, они гордились тем, что у них большие груди, тонкие талии и тугие ягодицы.

Гордон-Смит не скрывал удовольствия, которое получил от знакомства с девушками, в особенности с Дианой — той, что посмелее, открыто флиртовавшей с ним. Фабиан заметил, что восхищение его друга усиливается, и, когда ее подруга поднялась из-за столика (у нее была деловая встреча), Фабиан тоже покинул бар.

Три или четыре недели спустя, после интервью по поводу турнира памяти Юджина Стэнхоупа, Гордон-Смит пригласил Фабиана на ужин и признался, что почти постоянно встречается с Дианой и намеревается взять отпуск, чтобы освободиться от работы в телекомпании — и жены — и попутешествовать в компании с Дианой.

Фабиан, знавший, сколь строги порядки в крупнейших телекомпаниях, был удивлен решением друга. Оно показалось ему особенно странным ввиду нежной привязанности Гордон-Смита к своей жене Эмили, на которой он был женат больше двадцати лет. Фабиан однажды встретил Эмили и двух их дочерей, когда они сопровождали Гордон-Смита на чемпионат по поло, устроенный Айви-колледжем во время недолгого пребывания Фабиана в нем в качестве тренера.

— Насколько хорошо ты знаешь Диану? — осторожно спросил Фабиан.

— Настолько, насколько мужчина может узнать женщину, — широко улыбнулся Гордон-Смит, посмотрев на него по-свойски.