Он плохо обошелся с ней утром. Однако он редко упрекал себя, всяческие сожаления казались ему бессмысленными и жалкими, демонстрацией слабости духа. Правда, когда дело касалось Лотты, все становилось непростым и запутанным, неизвестно почему.

— Это все из-за вашей прелестной подруги, мадам Пализер. Похоже, местные торговцы не желают ее обслуживать. Несколько минут назад все выглядело так, будто на Рыночной площади начался бунт, — заметил Ле Прево с улыбкой. — Она очень решительная особа. Большинство знакомых мне женщин покинули бы поле сражения. Но только не мадам Пализер, которая проявляет удивительное бесстрашие.

— Это говорит всего лишь о ее авантюризме, — заметил Эван. Он почувствовал внезапное беспокойство от плохого предчувствия. Со стуком поставив свой стакан на стол, Эван встал. — Почему бы ей было не послать за покупками свою горничную? Ведь можно же избежать неприятностей! — с раздражением закончил он.

— Вы так считаете? Она горда, мой друг! Ей трудно снести столь пренебрежительное отношение. Вы, как никто другой, должны это понимать, — ответил Ле Прево, с сожалением глядя на Эвана.

Ле Прево, видимо, совершенно прав. Эван подумал об этом уже на ходу, надевая куртку и выскакивая на улицу. Он бросился по Гроув-стрит к рынку. Сам он сбежал из дома в пятнадцать, потому что не мог больше терпеть пренебрежения и оскорблений, достававшихся ему как внебрачному сыну герцога Фарна. Он так и не принял того, что является менее достойным, чем его единокровные братья и сестры, всего лишь потому, что они родились в законном браке. Чего же он ожидал от Лотты?

Неужели того, что она спокойно отнесется к подобному отношению? Боль и восхищение переплелись в его душе, страх за нее сжимал сердце.

Гроув-Лейн выходила на Рыночную площадь с западной стороны, как раз напротив постоялого двора «Медведь» и гостиницы. Эван поразился, увидев, что на площади собралась толпа, какой не увидишь и в базарный день. Джентльмены медлили, дамы заняли позицию позади толпы, желая удовлетворить свое любопытство, но так, чтобы их не заподозрили в невоспитанности. Подмастерья и оборванцы, нюхом почуяв назревающий скандал, пытались протолкнуться вперед и поучаствовать в заварушке.

Эван ускорил шаг, пробираясь в толпе. Беспокойство сжимало ему горло. Если ему и хотелось, чтобы приезд Лотты в Вонтедж вызвал определенный интерес у местных жителей, то гнилые овощи, которыми может забросать обозленная толпа, в его планы не входили. Он и предположить не мог подобной враждебности. Сплетни и волнения — да. Но публичная расправа — нет! В этом его большая вина. Он привез сюда Лотту, создав скандальную ситуацию, чтобы вызвать разговоры, а потом предоставил ей самой с этим разбираться. Угрызения совести подхлестывали его, заставляя силой прокладывать путь сквозь толпу. Эван уже начинал отчаиваться. Кроме кулаков ему нечем ее защитить. Никто из пленных не имел права носить оружие по понятным причинам. Внимательно присмотревшись, он почувствовал неустойчивость настроения толпы, она еще не распалилась, не дошла до предела. Но он знал, что все может измениться уже через минуту. Собственно, это уже начиналось. У себя за спиной он чувствовал дыхание Ле Прево, охваченного тем же напряжением. На каждого из них приходилось в лучшем случае по полдюжине мужчин, всегда готовых к драке. Кулачный бой, возможно, не его любимый спорт, но драться он умел неплохо. Плохо только, что их с Ле Прево снова схватят и упекут в тюрьму, а это тоже не входило в его планы.

Наконец Эвану удалось пробраться сквозь толпу, и он увидел Лотту, которая стояла рядом с лотком со свежими фруктами и овощами. Она выглядела скромной и невероятно хорошенькой в зеленом в белый горошек платье, которое очень ее освежало, выгодно оттеняя прекрасный цвет лица. Темно-зеленый жакет и милая соломенная шляпка гораздо меньшего размера, чем та, в которой она прибыла, дополняли костюм. Так могла бы выглядеть любая замужняя женщина, которая вышла за покупками. Худенькая невысокая девушка в платье горничной, стоявшая позади нее с корзинкой в руках, казалась напуганной. Владелец палатки, высокий человек с красным лицом и затаенной угрозой в глазах, стоял скрестив руки на груди и, по всей вероятности, отказывался их обслуживать.

Эван выступил вперед. Он чувствовал, что пойдет на все, защищая Лотту, беззащитную и дерзкую перед лицом надвигающейся опасности.

— Лотта, — позвал он, взяв ее за руку и пытаясь увести за собой, закрыть от враждебных взглядов толпы и опасности стать мишенью. — Поймите, ведь это глупо. Давайте уйдем отсюда и предоставим вашей горничной делать покупки для вас…

— Я была бы весьма благодарна, если бы вы не вмешивались, милорд, — свирепо огрызнулась она. Весь ее воинственный вид говорил о том, что она не потерпит никакого вмешательства. Она стряхнула его руку со своей и нарочито выступила вперед. — У нас еще не закончился разговор с этим джентльменом, — заявила Лотта, указывая на лавочника.

— Вы можете стать причиной большой потасовки, — вполголоса пробормотал Эван. Как она не видит той опасности, что ей угрожает? Как может отказываться от его защиты?

— А разве это не то, чего вы добивались?! — наигранно изумилась Лотта, бросив на него острый взгляд. — Вы хотели заварушки? — спросила она и повернулась к Ле Прево: — Месье Ле Прево, могу я попросить вас одолжить мне шиллинг?

— К вашим услугам, мадам, — ответил ей Ле Прево и, выступив вперед, с поклоном передал деньги Лотте.

Преувеличенная рыцарственность этого жеста заставила кое-кого в толпе улыбнуться. Эван почувствовал, что напряжение спадает, хотя настроение могло быстро измениться в любую сторону.

С благодарностью приняв предложенную монету, Лотта снова повернулась к торговцу.

— Вы видите разницу между этими двумя монетами? — приятным голосом спросила она, держа по монете в каждой руке.

Лавочник с подозрением посмотрел на нее, а затем отрицательно хрюкнул.

— Это потому, что они одинаковые, — продолжала Лотта. — Одинаковой цены. Вы принимаете одну из них и отвергаете другую. Понимаете, к чему я веду?

Все затихли, следя за разговором.

— Боюсь, вы затронули слишком сложный философский вопрос, — стараясь не улыбаться, заметил Эван.

— Не более чем простая экономика, — поправила его Лотта. — Мой шиллинг стоит ровно… один шиллинг.

— Это не ваш шиллинг, — выкрикнул кто-то в толпе, указывая на Эвана. — Он платит вам!

— И смею вас уверить, что я отрабатываю каждое пенни, — отрезала Лотта.

Намек на площадной юмор, понятный толпе, кажется, сработал. Смех рябью пробежал по рядам.

— Знаем! — снова выкрикнул кто-то еще. — Видели мы, как вы их зарабатываете.

На этот раз смех зазвучал намного громче.

Не успел подброшенный Лоттой шиллинг упасть на землю, как несколько оборванцев уже устроили свалку, пытаясь отнять его друг у друга.

— Я вижу, кое-кто не пускается в долгие рассуждения, — заметила она, наблюдая за схваткой.