Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стоял знойный день. Озеро, казалось, сейчас закипит. Свет слепил глаза.
— Ольга никогда меня не предавала, — сказал я с важным видом. — Мы всегда друг друга понимали. Еще с тех пор, как я мальчишкой был.
— А этот Дмитрий, видать, еще тот дурак, — заметила Кароль.
Когда мы вернулись, в доме стояла тишина. Горизонт пылал.
Все сидели под большим зонтом. Лили уткнулась в женский журнал. Мать и Ольга ели оливки. Дмитрий говорил по телефону, а солист «Диаблос» разжигал старый мангал, который нашел в подсобке. Его лицо лоснилось в красных отблесках пылающих углей. Я отправился купаться. Быстро темнело. Вдруг я почувствовал, как чьи‑то ноги сплелись с моими.
— Какая чудная вода, — сказала Кароль.
Я осторожно от нее отстранился: не хотелось усложнять ситуацию.
— Нас ожидают кошмарные выходные, — предупредил я, плавая вокруг нее. — Ничего хорошего при таком раскладе не будет, ох не будет, помяни мое слово.
С того места, где мы находились, было легко за ними наблюдать.
— А что, если мне уйти от него? Что ты тогда сделаешь? Или ничего не сделаешь?
— Слушай, Кароль, тебе не кажется, что ты выбрала не очень подходящий момент?
— Да я так, шучу.
— Не смешно.
— Я шучу.
Когда я вылез на берег, Лили, плача, поднималась к себе. Я вытер голову, потом спросил мать, что случилось. Но, судя по всему, у матери были свои проблемы.
Дмитрий качался на полотняном стуле, держа в руке пиво, другая банка торчала у него из кармана. Он хмуро смотрел перед собой.
Я поднялся наверх поглядеть, что происходит. Когда я вошел, Лили лежала на кровати и рыдала.
— Уйди отсюда! — крикнула она мне. — Оставь меня в покое.
Я сел на кровать и некоторое время подавал ей бумажные платки.
— Придется привыкать, — сказал я. — Всякий надеется, что у него обязательно будет по‑другому, только это еще никому не удавалось.
Я положил руку ей на плечо, потом добавил:
— Твоя мать никогда не плакала. Ты ведь хочешь знать, какая она была.
Некоторое время спустя мы вернулись вниз.
Еще через некоторое время Дмитрий запустил стаканом в своего отца и убежал, перемахнув через кусты. Ришар рассказал, что один из его сыновей тоже как‑то показал ему кулак и что это свидетельствует о вырождении человечества. «Диаблос» только кивал, пока Ольга вытирала ему рубашку.
Кароль встала из‑за стола и ушла со страдальческим видом.
Я наклонился к Лили и сказал, что если она хочет покататься со мной на лодке, то сейчас как раз подходящий момент.
Ей не хотелось.
— Займись лучше Кароль, — посоветовала она.
Кароль и в самом деле было нехорошо: она стояла поодаль, держась за черное дерево, ее рвало. Я нашел глазами Ришара — он о чем‑то увлеченно беседовал с отцом Дмитрия, а мать и Ольга убирали со стола.
Я наклонился над Кароль.
— Только не говори мне, что я напилась, — пробормотала она между двумя спазмами. — Не надо банальностей.
— А что же тогда? На солнце перегрелась?
— Нет, не на солнце. При чем здесь солнце?
Я потер ей спину.
— Ну‑ну, будь умницей, — сказал я. — Ну же.
Я отвел ее в ванную, а сам устроился в гостиной с газетой. Я прочел, что наводнения вскоре сменятся засухой, поэтому нас просят не мыть машины. Вдруг Кароль взвизгнула и вылетела из ванной.
— Там крыса, — выпалила она.
— Странное дело, — сказал я.
— Пойди сам посмотри. За стиральной машиной.
Мы пошли в сарай за лопатой.
— У нее красные глаза, — заметил я. — На этот раз действительно огромная.
— Говорят, их сейчас много. В домах так и кишат. И фиг их убьешь.
— Знаю. Живучие твари. Наверняка они на лето перебираются сюда из города. Вслед за нами.
— Какой ужас! Что ты такое говоришь?
Я был в этом уверен. Никаких сомнений.
Я нашел лопату и совок. Кароль воспользовалась темнотой сарая и всплакнула втихомолку. Она приникла к моей спине, и мы стояли так некоторое время. Потом она всхлипнула.
— Все. Теперь все прошло, — сказала она.
Я вдруг улыбнулся в темноте и чуть было не сказал ей, что, к сожалению, ничто не проходит окончательно. Но вовремя сдержался.
— Мужайся, старушка, — сказал я, потрепав ее по плечу. — Мужайся, черт подери.
И, подобно зловещим могильщикам в сгущающихся сумерках, держа на плече орудия убийства, мы вернулись в дом.
Ришар и отец Дмитрия сидели теперь на веранде в вертящихся креслах.
Мы обсудили с ними, как нам лучше справиться с крысой. Отец Дмитрия вставил между прочим, что не потерпит нравоучений от собственного сына, тем более что Эвелин, потаскуха, тоже делала что хотела.
— Он скоро вернется, — заверил я. — Тут вокруг только лес, на много километров.
Лили стояла в глубине сада, ближе к лесу, и вглядывалась в темноту.
— А я когда‑то смотрел на вас как на бога, — сказал я ему. — И мечтал быть на вас похожим.
Он поднял на меня глаза и широко улыбнулся:
— Что случилось, companero?[1]Мы перешли на «вы»?
Кароль потянула меня за рукав.
— Я не хотел, чтобы этот козел вошел в нашу семью, — проговорил я на ухо Кароль, когда мы оказались в гостиной. — Не хотел. Ни за что не хотел.
Ришар обернул себе руку полотенцем.
— Не валяй дурака, — крикнула ему Кароль.
За окном серебристая гладь озера упиралась в черную стену елей, поднимавшихся до неба.
Крыса пряталась за стиральной машиной. Я подвигал машину, и крыса перебежала за сушилку. Юркнуть было некуда. Она шныряла из угла в угол, и я вдруг почувствовал, как на меня навалилась усталость.
— Ну все. Хватит, — сказал я.
Я уступил место другим. Мы с Кароль отдали им совок и лопату, только я не думал, что им повезет больше, чем мне.
— Не могу, все, — выдохнула Кароль. — Возвращаюсь домой и буду ждать тебя там. Не приедешь — тем хуже.
Я ничего не ответил.
Когда я провожал ее до машины, ко мне подошла Лили. Она собиралась идти в лес искать Дмитрия.
Я посмотрел на Кароль, затем на дочь.
Было слышно, как в ванной по кафелю двигают машину. Кто‑то приглушенно ругался. Нелегко изгонять демонов.