Но простите меня, дорогая родственница, придется вас всех разбудить.

Гудки, долгие гудки, но никто не отвечает на звонок.

Закусываю нижнюю губу, смотря на Корнеева, который уже в другую комнату ушел. Вторая попытка, история та же.

Третья — вызов сброшен.

Четвертая — абонент временно недоступен.

Что может быть хуже этого?

Почему люди ночью к телефону не подходят?

— Побыстрее там, я не собираюсь всю ночь вас тут караулить, чтобы вы ничего не стащили. — орет из подъезда женщина.

Ага. Бойтесь. Пол ваш скрипучий на кусочки разломаю, и с собой утащу.

— Не переживайте. Здесь брать уже нечего. Мы все до этого утащили.

Да уже плевать, что будет. Все и так настолько фигово, что удвоить этот эффект просто не получиться. Калькулятор зависнет.

Хозяйка что-то выкрикивает, а потом в кухню бежит, будто там, кроме стола, есть фамильное золото и серебро.

— Корнеев! — Зову парня, и он через несколько минут возвращается в мою комнату. — Можно я побуду немного наглой, и попрошу довести меня до гостиницы?

Отличный вариант.

Как раз в нескольких остановках от теткиного дома, есть обычная гостиница, по виду и не скажешь, что там цены кремлевские. Мне идеально подойдет приземлиться там на одну ночь, а утром перетащить вещи к родственнице.

Эх, спасибо маме, что денег с дядей Валерой передала.

Материнское сердце словно чувствовало.

— А что мне за это будет?

— Корнеев! Я и так раздраженная, я уставшая, не давай мне повода отыграться на тебе.

Сама испугалась от тона, каким говорила.

Но барину хоть бы хны. Как лыбился, так и продолжает лыбиться.

— С удовольствием посмотрю, как ты будешь отыгрываться на мне, детка. Что из этого твоё? — он удивленно смотрит на все сумки, на все пакеты, на несколько коробок, и, кажется, даже не догадывается, что это как раз и есть все мое. Плюс, чертовы подушки, которые на кровати лежат, с пуховым одеялом.

— Ну же, ты ведь сообразительный парень.

— Всё?

— Угу.

— Радуйся, что я багажник на днях разгреб.

— Я рада, честно. Но давай побыстрее, не хочу стать люля-кебаб.

Мне уже безразлично, слышит ли меня женщина, и что может подумать Корнеев. Я просто хочу как можно быстрее свалить из этого места.

Корнеев берет первую коробку, и по случайности, она их кухни. Самая тяжелая. Там кастрюль несколько, две бабушкины сковородки чугунные, так еще и посуды много. Я ее сама еле-еле подняла, потом и вовсе перестала изображать сумоиста, и ногами ее до своей комнаты толкала.

— Что? Тяжело, Корнеев? Мне с тобой тоже нелегко приходится.

— Тяжело? Немного. Но я представляю, что вместо коробки ты, поэтому мне становится чуточку легче. — Скалится, а потом выходит из комнаты, но я отчетливо слышу его смех в коридоре.

Гад.

С минуту молча стою, и не знаю, какую из сумок тащить первой. Как-то на душе мерзко, что вот так съезжаю. Планировала ведь по-другому, а получилось… через мягкое место все получилось. Как оно обычно в жизни бывает.

Удивительно, но с вещами мы расправились быстро.

Вернее, Корнеев расправился.

Я только из комнаты ему подавала все, а он в машину оттаскивал.

Последний заход, последняя партия, и мы вместе выходим, встречая на пути хозяйку.

— А что с зеркалом делать будем? Я ж эту Звягину теперь не поймаю.

Вот пристала со своим зеркалом.

Я его не разбивала, почему платить-то должна?

— Я заплачу. — Корнеев ставит пакет на пол, и достает бумажник.

— Корнеев. — предупреждающе рычу на него, хватая за запястье.

— Наталь, помни про котлету на шпажке. Оно нам надо?

Бывшая хозяйка, конечно, ничего не поняла, но деньги взяла с радостью. Правда, вдогонку еще что-то ворчала, но я уже была так рада, что ухожу, и мне было все равно на ее слова.

И снова рядом Корнеев. И снова я в его машине.

Земля, вселенная, вот что ты творишь-то?

Мы, сидим пристегнувшись, когда он поворачивается ко мне и просит назвать адрес.

— На Воронкова есть гостиница. Мне туда.

Парень точно в замешательстве от моих слов.

Несколько секунд он молча смотрит на меня.

— Ты собралась ночевать в ночлежке для дальнобойщиков? В своем уме?

Откуда я могла знать, что там дальнобойщики живут?

Вспомнила про нее, придумала план, да и успокоилась.

— Тогда… Подожди, я что-нибудь поблизости найду.

Конечно, найду. Спать под открытым небом, рядом с кастрюлями и половниками, перспектива та еще.

Но Корнеев не ждет. Он заводит машину и трогается.

— Стой, ты куда?

— Помнишь, я тебе про балкон рассказывал? Вот и опробуешь там диван.

— Корнеев, нет.

— Пижамка в цветочек, да. Кстати, ты ее не выкинула?

Что за вопрос?

Я разве похожа на человека, который вещами разбрасывается?

— Нет, конечно.

— Отлично. Буду рад ее снова на тебе увидеть.

— Я не поеду к тебе.

— Уже едешь. И прекрати паниковать. Я не кусаюсь. А если и укушу, то не заразный. Что за черт? Почему я не пытаюсь остановить его или из машины выпрыгнуть?

Да потому что я не дура.

Спать хочу.

Одну ночку переночую, а завтра уже с бабулькой встречаться поеду. Даже хорошо, что вещи к тетке не повезу. Потом год буду выводить запах кошек.

— Спасибо тебе, барин. — последнее слово я прямо протянула.

А он услышал, вытянул руку, и за коленку меня ущипнул.

— Корнеев, ты чего руки распускаешь?

— Я водитель. Мне все можно. Я что спросить хотел: что было в той самой тяжелой коробке?

Он не любопытный и не посмотрел?

— Кастрюли, сковородки и все такое…

— Хм… Интересно… А постельное белье с полотенцами тоже есть?

— Конечно. — Переживает, что я его вещами пользоваться буду? — А что?

— Сковородки есть. Кастрюли есть. Белье, вещи все есть. Ты прям с полным набором приданного ко мне едешь, детка.

— Не обольщайся, уже завтра меня там не будет.

— Посмотрим. — а потом как-то серьезно смотрит на меня. — Лучше скажи, какого черта, когда ты садилась в машину, не рассказала, что к вам в квартиру какие-то уроды приперлись?