Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оливия не могла не улыбнуться себе самой, смотря прямо в камеру ноутбука. Вдруг она вспомнила о немецкой полиции, которая изобрела вирус, способный взламывать компьютер и регистрировать все, что происходит перед камерой.
Девушка чуть опустила крышку.
* * *
Уже почти наступила полночь, когда Йелле проснулся в своем сарае. Медленно, мучительно, со слипшимися веками и большой улиткой во рту. Одолеваемый сильным похмельем и испачканный блевотиной. Как так вышло, он совсем не помнил. Потихоньку приподнявшись, Йелле прислонился к одной из стен. Он видел, как между досками струится ночной свет. В голове было мутно. Он сидел так довольно долго, чувствуя, как его заливает. Изнутри. Горячая волна ярости разливалась по грудной клетке и поднималась в голову. Йелле почти ничего не видел. Вдруг он резко встал на ноги. С неимоверной силой выбил дверь ногой. Доски разлетелись в разные стороны. Убийство Веры и его собственное предательство словно копье пронзили его тело. Он ухватился за косяк и вышел.
Из пустоты.
Было далеко за полночь, когда Йелле поднимался вверх по ступенькам, по каменной лестнице слева от парковки «Катаринагарашет». По лестнице Харальда Линдберга. От Катаринавэген наверх до переулка Клевгрэнд, четыре пролета, по фонарю на каждом, всего сто девятнадцать ступеней вверх и столько же вниз.
Шел сильный теплый летний дождь, но Йелле не обращал на него внимания. Он решил, что настало время. Когда-то в незапамятные времена он обладал атлетическим телосложением. Мускулистый, рост метр девяносто два. Но это в прошлом. Йелле знал, что сейчас его форма оставляет желать лучшего, мышц почти нет, тело несколько лет бездействовало. Он почти развалина.
Почти. Пришло время это изменить.
Йелле поднимался по лестнице, ступенька за ступенькой, не торопясь. Путь наверх до переулка занял шесть минут и четыре минуты — вниз. Когда он начал подниматься во второй раз, у него иссякли силы. Полностью. С колотящимся сердцем Йелле сел на первом же пролете. Он слышал стук сердца даже через грудную клетку. Как оно борется, словно молот, не понимая, что вдруг взбрело в голову этому человеку и кем он себя возомнил. Или на что способен…
Не на многое. Пока. Прямо сейчас — ни на что. Сейчас Йелле просто сидел, обливаясь потом и тяжело дыша, с усилием пытаясь нащупать нужные кнопки на телефоне. В конце концов он добился своего и нашел фильм в Сети. Убийство Веры.
Фильм начинался с кадра, запечатлевшего спину мужчины, который совокупляется с лежащей под ним женщиной. Он и Вера. Йелле заново включил фильм. Видели ли они его лицо? Вряд ли. Но все же. Он знал, что Форс и его ищейки изучат каждый сантиметр. Мужчина в фургоне представляет для них особый интерес. А что, если его смогут идентифицировать? На месте убийства? И именно Форс?
Эта мысль раздражала Йелле. Как и сам Форс. Говнюк. Но Форс может наделать чертовски много глупостей, если решит, что Йелле замешан в убийстве Веры. И произойдет это довольно скоро.
Йелле продолжал смотреть. Когда начали избивать Веру, он выключил запись и посмотрел на Катаринавэген. «Трусливые сволочи, — думал он. — Ждали, пока я уйду. Побоялись войти, когда я был там. Хотели напасть на Веру, когда она останется одна».
Бедная Вера. Йелле покачал головой и провел рукой по глазам. Какие чувства он испытывал к Вере? До того, как произошло то, что произошло? Она вызывала у него грусть. С первого мгновения их встречи, когда он увидел, как жадно она смотрит на него, пытаясь зацепиться, словно за веревочную лестницу, ведущую к жизни. Которой он не являлся. Скорее наоборот. В последние годы он сам спустился глубоко вниз. Не на самое дно, как Вера, но был не намного выше ее.
И вот она умерла, а он сидит здесь. Уставший как черт. На каменных ступенях недалеко от Слюссена и думает о ней, о том, как оставил ее одну в фургоне и ушел. Пришло время ходить. Здесь, по лестнице. Ночь за ночью, пока не станет достаточно сильным, чтобы справиться с тем, с чем он обязан справиться. С парнями, убившими Веру.
* * *
Получилось так, как и предполагал Бертиль. Отчет Ка Седовича гласил: «Нильс Вент не обнаружен ни в одном из отелей Стокгольма». Где же он мог остановиться? Если он, конечно, в городе. Едва ли у него остались связи из прошлого, это Бертиль уже проверил. Имя Вента больше никому ничего не говорило.
Что дальше?
Бертиль встал и подошел к окну. Машины проезжали мимо по Свеавэген. Беззвучно. Несколько лет назад все окна офиса, выходящие на улицу, застеклили звуконепроницаемым стеклом. «Разумное вложение», — отметил Бертиль, а потом у него появилась совсем другая мысль. Скорее предположение. Идея. О том, где, возможно, находится Нильс Вент со своей кошмарной записью.
Светловолосый парнишка немного притормозил. Скейтборд был с трещиной посередине. Парень нашел его вчера в контейнере и, как смог, починил. Колеса сильно стерлись, а заасфальтированная дорога шла под горку. После начиналась длинная ровная дорога, идущая вплоть до аляповатых высотных домов с растущими перед ними деревьями в Флемингсберге. Тут и там попадались детские площадки. Почти со всех балконов торчали спутниковые тарелки. Многие здесь хотели смотреть иностранные каналы.
Парень взглянул на отдаленный голубой дом, на седьмой этаж.
Она сидела за столом на кухне и курила, повернувшись к чуть приоткрытому окну. Она не хотела, чтобы дым попадал в квартиру. Вернее, хотела бросить курить. Это желание не покидало ее уже много лет, но курение было сейчас ее единственной вредной привычкой, а предрасположенность всегда оставалась неизменной. Если она завяжет с одним, то пристрастится к чему-нибудь другому. Более тяжелому.
Ее звали Оветте Андерссон, и она растила сына Аке — светловолосого десятилетнего мальчика. Оветте было сорок два.
Она выдохнула немного дыма в щелку и рефлекторно обернулась к настенным часам. Стрелки не двигались. Уже довольно давно. «Новые батарейки, новые чулки, новые простыни, новая жизнь…» — мысленно перечисляла Оветте. Список длиннющий. На первом месте стоят футбольные бутсы для Аке. И он получит их при первой возможности, мать ему обещала. Когда оплатит аренду и все остальное. Все остальное, помимо прочего, включало в себя немаленькие долги и оплату пластического хирурга. Несколько лет назад Оветте увеличила грудь в кредит. Теперь ей приходится считать деньги.
— Привет!
Аке отставил в сторону треснувший скейтборд и сразу же пошел к холодильнику взять немного холодной воды. Он любил холодную воду. Оветте всегда держала для сына в холодильнике пару литров.
Они жили в двухкомнатной квартире в одной из высоток. Аке учился в школе в центре. Сейчас были каникулы. Оветте притянула мальчика к себе.
— Мне надо на работу вечером.
— Я знаю.
— Думаю, вернусь поздно.
— Я знаю.
— У тебя есть футбол сегодня?
— Да.
Аке соврал, но Оветте ни о чем не догадывалась.