Когда рядом возникла эта полненькая девушка, которую в круиз вывезла мать, чтобы найти жениха, Весельчак был не против. Пить в компании куда веселее, нежели в одиночку. А Памела оказалась идеальной собутыльницей. Не слишком привлекательная внешне и не большого ума, она ни на что не претендовала: только простой объем, в который, как в бочонок, выливалось содержимое бутылок.

Памела находилась рядом с Весельчаком, вместе с ним посещала бары, пила, слушала его и поддакивала, когда ему хотелось поговорить, или молчала, когда ему требовалась тишина. Она почти ничего не говорила, и он мало что о ней знал.

Весельчак снова поскользнулся, и снова Памела поддержала его своей мощной рукой. Он скрыл свое раздражение под негромким смехом:

— Вот что может стать с человеком, когда он протрезвеет. Это уже слишком опасно. Отпусти меня. Я уже в полном порядке. — Она обиженно поджала губы, и он тут же добавил: — Нет-нет, лучше продолжай меня держать, ты очень хорошая девочка. — Весельчак был горьким пьяницей, но сердце у него оставалось добрым.

Но «хорошая девочка» тоже протрезвела, иначе она никогда бы не задала ему давно мучивший ее вопрос. Пока они пили, она лишь бесконечно погружалась в тупое обожание, которое испытывала к своему товарищу. Теперь же гибель матери и окружающий ее ужас окончательно выветрили из нее алкоголь. Она собралась с духом и выпалила:

— Тони, а зачем ты так напиваешься? Что тебя заставляет делать это?

Весельчак с удивлением посмотрел на свою подружку и вздохнул про себя. Его жена постоянно спрашивала его о том же.

— Ничто не заставляет, — ответил он и добавил: — Просто мне нравится быть пьяным. Мне приятно испытывать это ощущение. Когда я пьяный, я люблю всех и каждого, и мне становится весело.

— А когда ты трезвый?

Он снова посмотрел на нее, потом весело улыбнулся и произнес:

— Уже не помню.

— Теперь мне все ясно! — воскликнула Памела. — Вот почему тебя называют Весельчаком. Потому что тебе все время весело!

— Да? Наверное, я выгляжу по-идиотски, когда целыми днями торчу в баре и глазею на проходящих мимо людей. Зато я начинаю всех их любить, и мне действительно становится весело и легко на душе.

— А меня ты тоже начинаешь любить, когда пьешь, Тони?

— Еще как! — просиял Весельчак. — Ты же свет моей жизни — настоящая мечта любого выпивохи. Мне позавидовал бы каждый пьянчужка. Я прав?

— А когда ты трезвый, что тогда?

— Ну, этого я не могу сказать, — рассмеялся Весельчак. — Я ведь впервые протрезвел. — Эти слова вылетели у него сами собой, прежде чем он успел задуматься над их смыслом. Он хотел только пошутить, но сразу же понял, что замечание вышло и глупым, и жестоким.

— Ничего не имею против, — пожала плечами Памела, и Весельчак с облегчением вздохнул. Но тут же почувствовал и болезненный укол: значит, и он ей тоже не слишком дорог?

В это время Памела крепче ухватила его за руку:

— Осторожней! Тут опять началась эта дурацкая узловатая труба.

Скоро группа остановилась, и спереди донесся голос Рого:

— Бог ты мой! Ну вот, кажется, мы и пришли.

Перед ними в конце коридора громоздилась еще одна перевернутая лестница.

Путники в оцепенении молча стояли у второй лестницы. То, как они преодолели первую, прибавило им уверенности в себе и в своем лидере. Его изобретательность вселила в них новые силы. Им стало казаться, что отныне перевернутые лестничные пролеты уже не будут для них серьезным препятствиям. Каждый раз, когда им удавалось справиться с очередной сложностью, они чувствовали, что страх рассеивается и что не такой уж кошмар вся эта катастрофа. Получалось, что безвыходных положений для них не существовало. Любая проблема решалась, стоило только немного над ней подумать и, может быть, проявить смекалку или прийти к необычному решению.

Но на этот раз смельчаки действительно оказались в затруднении. Здесь не было наклонного подъема, не было и верхней площадки, на которую можно поднять женщин на петле из скатертей. Эта лестница выглядела совсем по-другому. Она оказалась широкой и вела с палубы к каютам. До железных ступеней и стальных перил, высоко над головами путешественников, нельзя было дотянуться руками. А перед маленьким отрядом, возвышалась двенадцатифутовая переборка, от которой вниз к перевернувшемуся потолку параллельными прямыми шли трубы.

«Это тупик! — грустно подумал про себя Мюллер. — Дальше сражаться не имеет смысла». Он сразу как-то обмяк, и это почти невидимое глазу движение, очевидно, передалось Нонни. Она настороженно взглянула на своего товарища. Он попытался ободряюще улыбнуться ей, но у него ничего не получилось.

Джейн Шелби заволновалась и обратилась к мужу:

— Эту преграду нам уже не одолеть, да?

— Во всяком случае, я не вижу никакой возможности сделать это.

— Похоже, тут-то нам и придется объявить о конце нашего похода, да, старина? — спросил Весельчак у Скотта.

Рого повернулся к священнику и презрительно бросил:

— Может быть, в вашу светлую голову уже пришла очередная блистательная идея? Или нет?

Рого уже не сдерживал свою злобу. Судя по высокомерию и свирепости, с которыми был задан, в общем-то, невинный вопрос, детектив вот-вот набросится на Скотта с кулаками, чтобы доказать ему, кто тут прав, а кто — нет. Впрочем, Рого и не знал, как можно отстоять свою правоту по-другому.

Но Скотт сохранял хладнокровие. Он несколько секунд внимательно осматривал возникшее перед ним препятствие, после чего задумчиво произнес:

— Следующая преграда будет, как мне кажется, значительно сложней, чем эта.

Мюллер не сдержался и прыснул со смеху. Его развеселило то, с какой легкостью Скотт решал любые проблемы. Еще не одолев этой лестницы, он уже говорил о «следующей преграде». Тем не менее, его уверенность в себе прогнала зародившийся было в душе Мюллера страх. Нонни тревожно посмотрела на своего товарища и испуганно спросила:

— Он, случайно, не сошел с ума?

— Он очень хитрый и изобретательный, — многозначительно покачал головой Мюллер.

— Какого черта? Что вы имеете в виду под «следующей преградой»? — воинственно спросил Рого. — Нам и эта не под силу оказалась. При чем тут следующая?

— А вот при чем, — пояснил Скотт. — Мы пока еще видим лестницу. А вот когда аварийное освещение погаснет, нам придется туго.

Они и думать забыли о том, что лампочки, которые до сих пор помогали им в пути, не вечные и могут потухнуть в любую минуту. Мысль о том, что очень скоро они могут очутиться в кромешной тьме, испугала всех, кроме разве что мисс Кинсэйл. Она понимающе кивнула:

— Да, мы, конечно, должны быть благодарны Господу за то, что он делает для нас.