Теперь Рейф прикасался к ее тайной плоти так, как раньше не делал: медленно водил кончиком шершавого пальца вокруг маленького бугорка, и Энни готова была закричать, но у нее не хватало дыхания. Пламя, охватившее ее, все ее существо, казалось, сосредоточилось в одной этой точке. Она чувствовала, что ее ноги непристойно широко раздвинулись, чувствовала, как этот крохотный бугорок пульсирует и напрягается, как будто умоляет о каждом следующем прикосновении. Энни билась в конвульсиях, движения пальца сводили ее с ума, одновременно утоляя напряжение и усугубляя его. Затем Рейф нажал вниз большим пальцем почти что грубо и одновременно легкими, как трепетанье бабочки, прикосновениями среднего пальца обвел вокруг нежного воспаленного входа в ее лоно. Она содрогнулась, но почувствовала, как ее бедра начали медленно покачиваться, и она не в состоянии была остановить эти движения и удержать несвязные звуки, вырывающиеся из ее горла. Это было слишком – его губы на ее груди, рука между ног и река горячей чувственности, захлестывающая ее.

Затем рот Рейфа оставил нежную грудь и медленно заскользил вниз по животу, сводя Энни с ума. Рука переместилась на ее бедро и еще сильнее раздвинула ноги, и, прежде чем у нее появились малейшие подозрения насчет его намерений, его рот накрыл ее женскую плоть. Энни оцепенела от невероятного наслаждения, мысли покинули ее. Рейф просунул руку под ягодицы и приподнял ее, чтобы облегчить себе доступ, а его язык кружил, лизал и вонзался, обдавая огнем.

Энни слышала свои рыдания. Она чувствовала, как теплые шелковистые волосы трутся о ее бедра, лаская их. Ощущала грубую ткань одеяла под собой, жар от очага, пляшущий на ее обнаженной коже. Она все еще чувствовала вкус его губ. Она существовала только в ощущениях, была чисто физическим существом, и он ею управлял.

Энни умирала. Она чувствовала, как сознание ее меркнет, пока единственным оставленным ей ощущением не стал его терзающий рот, губы, зубы и язык, убивающие сладкой пыткой. Все ее тело невыносимо сжалось, напряжение свивалось в кольцо все туже и туже, жар захлестывал ее. Она не могла дышать, а сердце билось так часто, что наверняка должно было разорваться. Высокий, тонкий крик пронзил тишину – крик о пощаде, но Рейф был беспощаден. Он медленно ввел в нее указательный палец, и горячий виток напряжения стал еще туже и внезапно разорвался. Энни слышала свои крики, но этот хриплый голос не был похож на ее голос. Гигантские волны ощущений'хлынули сквозь нее, смывая все на своем пути и полностью поглотив ее. Рейф прижимал ее бьющееся тело, его рот оставался плотно прижатым к ее лону, и постепенно волны прилива стихли и превратились в тихо кружащиеся водовороты, которые пронизывали ее всплесками внезапного удовольствия.

Энни была слишком слабой, слишком усталой, чтобы двигаться, не в силах даже поднять ресницы. Сердце немного успокоилось, голова прояснилась, но собраться с мыслями ей не удавалось.

Энни не знала, что и подумать. То, что Рейф только что с ней сделал, что дал ей, выходило за пределы ее воображения. Ей, конечно, было известно об отношениях мужчины и женщины, о проникновении и выбросе семени, но она не знала, что существовало нечто такое, даже не подозревала, что такое возможно. То, что он сделал, что она чувствовала... Может быть, Рейф чувствовал то же самое, когда двигался внутри нее и неожиданно замер, издав тот глубокий, горловой крик? Потом он просто рухнул на нее, будто до конца истощил все силы, будто у него не осталось энергии, чтобы двигаться.

Рейф лег рядом с Энни, обняв ее, и натянул на них одеяло, Ее голова удобно устроилась у него на плече, их обнаженные тела тесно прижались друг к другу. Его мускулистое бедро втисцулось между ее бедер, и Энни вздохнула, так как это движение заставило расслабиться ее мышцы, дрожащие от напряжения в тщетном усилии отстраниться от него.

Губы Рейфа легонько прикоснулись к ее виску, большая рука погладила спину и ягодицы.

– Спи, дорогая, – прошептал он, и Энни уснула.

Рейф выбрался из-под одеяла, и Энни с трудом подняла отяжелевшие веки, отчаянно желая поспать еще несколько часов: в конце концов, она бодрствовала большую часть ночи.

– Уже утро? – спросила она, надеясь, что это не так. Без его теплого тела рядом холод пробрался под одеяло и заставил ее задрожать.

– Да.

Интересно, подумала Энни, как он смог определить, ведь в хижине темно, как ночью, при закрытой двери и опущенных ставнях на окнах. Она едва различала очертания его фигуры в тусклом свете углей очага. На какую-то долю секунды она удивилась, почему угли не присыпаны, затем воспоминания нахлынули на нее и она не только вспомнила, почему ночью огонь снова разжигали, но вспомнила и то, почему она так мало спала. Крупное тело Рейфа было абсолютно голым, так же как и ее тело. Энни съежилась под одеялом, ощущая напряжение в мышцах бедер и воспаленную плоть между ног. Она вспомнила все, что Рейф с ней делал, ослепительный всплеск своих ощущений, и ей захотелось спрятаться под одеялом на всю оставшуюся жизнь. Как она сможет продолжать нормально существовать, если при каждом взгляде на него будет вспоминать всеобъемлющую близость этой ночи? Он видел ее обнаженной и сам обнажился перед ней; он проникал в нее, ласкал ее грудь и – Боже правый – припадал к ней ртом самым шокирующим образом. Наверное, она никогда теперь не сможет посмотреть ему в лицо.

Рейф подбросил хвороста в огонь, и, когда взметнулись языки пламени, ей стало видно его более отчетливо. Энни поспешно зажмурилась, но слишком поздно: образ его обнаженного мускулистого тела запечатлелся в ее сознании.

– Давай, детка, подымайся.

– Минутку. Сейчас еще слишком холодно.

Она услышала шелест его одежды, потом на мгновение стало тихо. Мурашки пробежали по ее коже от беспокойства, и она быстро открыла глаза.

Неизвестно, что Энни ожидала увидеть, но только не то, как Рейф держит над огнем ее сорочку, согревая ее. Он вертел ее с двух сторон перед разгорающимися языками пламени, изгоняя холод из ткани, потом скомкал в ладонях, чтобы сохранить тепло, и сунул к ней под одеяло. Прикосновение к коже теплой, как подогретый хлеб, ткани было божественно приятным. Она смотрела на него, пораженная, затаив дыхание, а он поднял ее панталоны, чтобы проделать то же и с ними.

Не вылезая из-под одеяла, Энни натянула сорочку, но больше не думала ни о своем смущении, ни даже о своей наготе. Рейф сунул теплые панталоны ей под одеяло и сейчас же занялся блузкой, с сосредоточенным выражением на лице держа ее подальше от пламени. Сердце ее болезненно сжалось, и Энни чуть не расплакалась, надевая на себя белье. В его объятиях она узнала страх, но он также проявил некую неловкую заботу о ее благополучии. Рейф овладел ею, причинил боль, а потом ухаживал за ней и вверг в темный водоворот страсти. Несмотря на все это, она была уже наполовину влюблена в него, теперь же псе изменилось. Лишенная эгоизма забота, которую он проявил, согревая ее одежду, застала ее врасплох и навсегда изменила в ней главное. Энни чувствовала, как в ее душе происходят перемены, как все становится на свои места, она смотрела на него затуманенными, изумленными глазами, полностью осознавая значение этого момента. Она любит его необратимо, и эта огромная перемена в ней за несколько секунд полностью перевернула ее жизнь.