Я обиженно засопел. Другого друга, кроме Оскара, у меня тоже не было. Даже странно, что с таким умным мальчиком людям, в общем-то, так же трудно поладить, как и с глупым. Я вспомнил тот день, когда мы были в саду на крыше и как Оскар положил свою теплую руку в мою. Это было здорово, и в этом не было лжи. Я бы ее почувствовал.

— А как ты сделал, чтобы он тебя похитил? — сказал я наконец.

И услышал облегченный вздох.

— Это было просто. Я все равно собирался этим заняться утром во вторник, но потом передумал, потому что обещал прийти к тебе.

— Без шлема? — недоверчиво сказал я.

— Я меньше боюсь, когда ты со мной, — тихо пробормотал Оскар и быстро заговорил дальше, как будто ему было неловко.

— Я поехал на метро до Котти, а оттуда пошел по направлению к Диффе. Но на Гриммштрассе мне встретился Маррак, он садился в свою машину.

У меня закружилась голова. Я ведь видел из окна гостиной, как Маррак выходил из дома! Не прошло и минуты после этого, как он встретил Оскара, или Оскар — его.

— Такой случай я не мог упустить! — сказал Оскар. — Я спросил, не может ли он взять меня с собой — мой папа прошлой ночью не пришел из пивнушки домой, я его искал, ну и так далее… в общем, все, что придумываешь на ходу в таких случаях.

«Или то, что уже случалось пару раз», — подумал я.

— Во всяком случае, он взял меня с собой. Мы успели проехать только три светофора. Тогда я подсунул ему телефонный номер папы, а Маррак чем-то брызнул мне в лицо. Я очнулся только во второй половине дня, когда он вытаскивал меня из мешка для белья уже в своей квартире. Он заткнул мне рот и связал, у меня в голове все гудело, но я…

— Ты был в его мешке для белья?

— Думаю, да. Это было похоже на мешок.

Не знаю, что меня сильнее разозлило — то, что Маррак, оглушив Оскара и незаметно упаковав его в мешок, потом до самого обеда безмятежно занимался своей работой. Или то, что я встретил его на лестнице и разговаривал с ним, а Оскар в это время лежал связанным в мешке у наших ног. Об этом я расскажу Оскару только гораздо, гораздо позже, решил я. Шок был для меня уже почти непереносим — не говоря уж о том, что на самом-то деле у Маррака, конечно, не было никакой подруги, которая стирала ему белье и все такое.

— В общем, я как-то умудрился потихоньку высвободить одну руку, — продолжал рассказывать Оскар. — Ну а когда Маррак тащил меня к белому домику, я понял, где я, незаметно оторвал красный самолетик от рубашки и бросил через перила.

— Но почему? Самое позднее, когда твой папа заплатил бы за тебя выкуп, Маррак бы тебя освободил. Тогда бы ты мог свидетельствовать против него, и всем пришлось бы тебе поверить.

Некоторое время я слышал только дыхание Оскара.

— Я не был уверен, — наконец тихо сказал он, — сможет ли папа деньги… сможет ли он их достаточно быстро собрать. Ну и так далее.

Последняя фраза прозвучала так невыразимо печально, как будто Оскар не был уверен и в том, заплатит ли папа вообще за него выкуп.

— Только на этот случай, — продолжал он все еще очень тихо, — ты был моей единственной надеждой. Она была, конечно, совсем малюсенькой, но этого оказалось достаточно.

Он снова замолчал.

— Какая длинная история, — прозвучал чей-то голос над нами. — Но весьма содержательная, спасибо!

Ослепительно вспыхнул карманный фонарик.

Оскар и я взвизгнули одновременно. И одновременно рванули по лестнице вниз. Маррак, который все время нас подслушивал, стоя несколькими ступеньками выше, немедля бросился за нами, и это было, как ни странно, удачей, потому что его карманный фонарик освещал дорогу не только ему, но и нам. Мы прыгали, скакали и громыхали по заднему дому, и я еще подумал: какой идиот объявил его под угрозой обрушения — он и падение бомбы выдержит.

Сбежав вниз, мы оказались перед запертой дверью во двор. Я сунул в руку Оскару связку ключей. Он умнее меня.

— Давай ты! — прошипел я. — Я его отвлеку!

Маррак позади нас скатился с лестницы с таким грохотом, будто прыгнул в бассейне с вышки и приводнился задницей. Его карманный фонарик упал на пол и откатился в сторону. Поднялась пыль. В луче света я видел, как Оскар неподвижно стоит рядом со мной, будто ему именно сейчас захотелось испытать, каково быть деревом, или светофором, или чем-то в этом роде… Окаменел от страха — кажется, так это называется. За ним к стене приклеились три тени — две маленьких и одна огромная.

— Все, приехали! — подвел итог Маррак.

Если бы ярость можно было взвесить, его весила минимум тонну или даже больше. Во всяком случае, никак не меньше пятидесяти кило. У меня не было ни малейшего понятия, как можно задержать его, чтобы выиграть время и освободить Оскара от оцепенения. Но что-нибудь должно было прийти мне в голову. Я чувствовал, как лотерейный барабан медленно начал вращаться. Если я подожду еще пять секунд — будет слишком поздно. И вот я швырнул в Маррака, как кирпичом, первым же пришедшим мне в голову вопросом. Я, конечно, предпочел бы задать его в уютной обстановке за чашкой кофе или еще чего-нибудь. И чтоб при этом мы находились в какой-нибудь тюрьме, из которой невозможно убежать, а между нами были бы решетки.

— Почему вы позвонили отцу Оскара после похищения, а не написали письмо, как всегда?

Маррак злобно сверкнул на меня глазами, но ответ выпалил тут же, как из пистолета.

— Чтоб поскорее со всем разделаться, — прорычал он. — И как можно быстрее освободиться от этого зануды-всезнайки!

У окаменевшего Оскара не дрогнула ни одна ресница, когда лицо его похитителя, похожее на бычью морду, почти вплотную приблизилось к нему.

— Ты самый ужасный ребенок из всех, которые мне встречались! Остальным до тебя далеко, как до Луны! — завопил Маррак. — Знаешь, кем бы тебя считали еще в Средние века? Уродом! Наказаньем божьим! Четыреста лет назад таких безобразников, как ты, публично сжигали на костре!

— Средневековье, — сказал Оскар презрительно, — кончилось более пятисот лет назад. Потом была эпоха Возрождения, неуч вы эдакий!

Я ничего не знал про эпоху Возрождения, но наверно она была ужасной, потому что Маррак отпрянул как ошпаренный. На мгновение я испугался, что он сейчас двинет Оскару как следует. Но вместо этого он вдруг сделал самое что ни на есть умильное лицо всех времен и народов. В детективах это всегда знак того, что у преступника не все дома. А у Маррака — за последние несколько часов я убедился в этом стопроцентно — и с самого дома крыша съехала.

— Вообще-то я детей люблю! — сказал он сладким, как сахар, голосом. — Я их очень даже люблю. Просто их родители должны получше за ними смотреть, ничего другого я ведь не хотел. Мир вокруг нас — он злой. А деньги мне безразличны. Да, да, это правда, я люблю детей. Даже неполноценных!