Вдовствующая герцогиня вздрогнула. Поведение сына покоробило ее.

— Синклер, — с горечью промолвила она, — что с тобой происходит? Впрочем, не надо, не отвечай. Я уже все знаю, и именно об этом мне хотелось поговорить с тобой.

— Ты научилась читать мои мысли, мама? — насмешливо спросил Синклер.

Темные глаза матери впились в сына, и в конце концов она добилась того, чего хотела.

— Прости меня, мама, за ребячество. Я внимательно слушаю тебя. О чем ты хотела со мной поговорить?

— Разговор будет серьезным, но сначала я бы хотела вспомнить, как ты впустую тратил время, занимаясь живописью. Я знаю, мой брат надоумил тебя писать картины и внушил тебе бредовую мысль, будто ты — художник. С тех пор прошло много лет, и я думала, что ты образумился. Это занятие — ребячество, Синклер, бессмысленная трата времени, и ты должен остановиться, пока не поздно. Если бы ты писал пейзажи, то, возможно, я бы с этим смирилась, но ты изображаешь обнаженных женщин! Это занятие не для джентльмена, и тем более не для герцога! Я не допущу, чтобы ты писал подобные картины!

Синклер на мгновение потерял дар речи, а затем его охватил гнев.

— Как ты узнала… — начал было он, но тут же задохнулся от ярости.

— Я всегда поощряла в слугах верность и преданность, и они до сих пор докладывают мне обо всем, что происходит в Сомертоне, — самодовольным тоном произнесла вдовствующая герцогиня.

И это еще больше взбесило Синклера.

— Ты приставляешь ко мне шпионов?!

— О, успокойся, Синклер. Я твоя мать, и моя обязанность присматривать за тобой. Ты часто сбивался с правильного пути, у тебя была склонность к безрассудным действиям. Хотя должна признать, что до недавних пор ты вел себя безупречно, в полном соответствии с волей твоих родителей. И когда я услышала, что ты вновь взялся за кисти и краски, я никак не могла взять в толк, что побудило тебя сделать это. Но теперь я все поняла.

Синклер не знал, что сказать. В голове у него роились мысли, но ни одну из них он не мог облечь в убедительные для матери слова. Кричать и топать ногами было бесполезно. Мать не понимала, что такое выплеск эмоций, и не одобряла демонстрации чувств.

— Да, я герцог Сомертон, — наконец произнес он с холодным спокойствием, предвещавшим бурю, — взрослый мужчина двадцати семи лет. И я не нуждаюсь в указаниях. Даже твоих, мама. Займись чем-нибудь и не вмешивайся в мою жизнь.

— Не надо грубить. Я желаю тебе только добра и действую в твоих интересах. И мне не важно, сколько тебе лет. К сожалению, я вынуждена напомнить тебе о том, что род герцогов Сомертонов имеет давнюю славную традицию, и я не хочу, чтобы она прервалась из-за твоего глупого поведения. Ты с юности был склонен к безрассудным поступкам. И я всегда боялась за тебя. Ты всегда чем-то напоминал мне моего отца.

Вдовствующая герцогиня поджала губы. Она никогда прежде не заговаривала с сыном о своем отце, и поэтому Синклер был сильно удивлен, что она вдруг затронула эту тему. Возможно, ее терзали неприятные воспоминания, которые, в частности, сформировали ее характер.

— Твой отец был художником?

— Ты хочешь спросить, был ли он богемным человеком? Да, был. Он испортил жизнь моей матери, да и мою тоже. Если бы он не промотал наши деньги, мне не пришлось бы выходить замуж за твоего отца.

Это было новостью для Синклера.

— Значит, ты не по доброй воле вышла замуж за моего отца? — осторожно спросил он, боясь, что она сейчас снова замкнется в себе.

— Он был на сорок лет старше меня.

Этого факта Синклер тоже не знал. Отец всегда казался ему очень старым, но он как-то не соотносил его возраст с возрастом матери. Теперь Синклер начал понимать, какое влияние на жизнь его матери оказал неравный брак. Она всегда была строга и высокомерна, и создавалось впечатление, что эта женщина была рождена для роли герцогини.

— Кстати, раз уж мы заговорили о браке, — произнесла она, и Синклер понял, что мать уже полностью овладела собой, и от ее минутной растерянности не осталось и следа, — то давай обсудим твои дальнейшие планы, Синклер. Тебе давно уже пора подыскать себе жену. Разумеется, эта женщина должна происходить из знатной семьи с большими связями и иметь хорошее приданое. Я обдумала этот вопрос и, кажется, нашла подходящую кандидатуру…

— Мама, я сам найду себе жену, когда придет время.

— И когда же придет это время?

— Когда я буду готов жениться, — процедил Синклер сквозь зубы, и на его скулах заходили желваки.

— Надеюсь, отсутствие твоего энтузиазма по поводу женитьбы не связано с девицей, которую я только что видела?

— С мисс Бельмонт? — Синклер изобразил на лице удивление. — Мисс Бельмонт вряд ли годится для роли жены. Это одна из моих знакомых, вот и все. Мне нравится проводить время в ее обществе.

Однако вдовствующую герцогиню было трудно провести. Под ее проницательным взглядом Синклер был готов провалиться сквозь землю. Он чувствовал себя маленьким мальчиком, застигнутым строгой матерью за неприличным занятием. И это злило Синклера.

— Я вынуждена напомнить, Синклер, о том, какие последствия возымеют твои опрометчивые поступки. От твоего мезальянса пострадают близкие тебе люди. Я прекращу всякие отношения с тобой. Если наше славное имя будет опозорено браком с недостойной девицей, я не смогу смотреть людям в глаза. Репутация твоей сестры пострадает тоже. Твой позор ляжет и на нее. Аннабелла, как и я, будет вынуждена порвать с тобой всякие отношения. Твои друзья начнут потешаться над тобой и твоей женой, перестанут приглашать тебя к себе. Ты станешь изгоем, Синклер. Поэтому хорошенько подумай, прежде чем совершить какую-нибудь глупость.

Синклера так и подмывало заявить матери, что он намерен жениться на Юджинии. Он бы многое дал, чтобы увидеть ее выражение лица после этих слов. Как смела она разговаривать с ним в неподобающем тоне? Почему она постоянно пыталась управлять им, как марионеткой?

Однако Синклер привык подавлять свои бунтарские настроения и в этот раз также сумел сохранить присущее ему самообладание. Послушание стало его второй натурой.

— Нет никакой необходимости напоминать мне о моем долге, — промолвил он, удивляясь тому, что на этот раз внутренний протест продолжал разъедать его душу.

Тем не менее, Синклер разделял мнение матери о том, что Юджиния Бельмонт ему не пара. Она годилась только в любовницы. Законы общества, в котором он жил, были суровы и неоспоримы.

— Ты так считаешь? — внимательно глядя на сына, спросила вдовствующая герцогиня.

— Я помню о тех требованиях, которые ко мне предъявляются, и женюсь в строгом соответствии с ними. А теперь, прошу тебя, давай оставим эту тему.

Однако вдовствующая герцогиня не собиралась этого делать.

— Значит, ты больше не будешь видеться с этой Бельмонт, Синклер?