class="p1">Я продолжил: «После того, как проложат лесные дороги, на мертвых, умирающих и запуганных созданий обрушится вторая волна захватчиков. Лес заполонят охотники на длинных трейлерах, груженных лошадьми, провиантом и таким количеством оружия, которого хватило бы, чтобы выгнать русских из Афганистана. Они будут жечь повсюду костры, пить пиво и горланить песни, а утром разбрасывать мусор и справлять нужду, где она их одолеет. Лось, бурый медведь и другие лесные обитатели будут спасаться бегством, так как охотники станут прочесывать каждый метр местности в поисках всего, что движется. Лес превратится в ад на земле, и звуки этого ада будут отдаваться эхом в каньонах и ущельях, пока все живые существа, что там прячутся, не переберутся в более высокогорные, бесплодные районы, где летом будут умирать от голода, а зимой — от холода».

Иски — это официальные юридические документы, в которых обычно нет ни одного живого слова. Такое впечатление, что те, кто их составляет, всячески интеллектуально извращаются. Ужасные увечья ребенка излагаются так, как будто речь идет о салате, который забыли приправить маслом. Но не существует законов о живости или яркости языка, хотя многие законы, похоже, все равно не работают.

Однажды я слушал речь мужчины, который представился как Джетро. Он красноречиво высказывался в защиту этого самого леса. Джетро не был красавцем — редкая каштановая борода, заостренное рябое лицо, на макушке лысина, лохматые патлы до плеч. Я еще подумал, что он похож на облезлого грифа. И все же было в нем что-то привлекательное, возможно, в глазах, что-то жесткое и при этом на удивление мягкое, а его речь пробудила во мне праведный гнев и пробила до слез. Представьте, что ее произносили высоким, напряженным голосом и обратите внимание на слова, которые выбирал оратор (я выделил их курсивом).

Джетро начал с бомбы. «Против Земли развязан блицкриг. Экосистемы уничтожаются с целью извлечения прибыли. Потенциал жизнеобеспечения планеты под угрозой. Климат изменяется, океаны загрязняются, озоновый слой разрушается, тогда как Земля заливается кислотными дождями и радиоактивными осадками и утопает в канцерогенных пестицидах. Сегодня все живое переживает самый критический момент за три с половиной миллиарда лет на этой планете. — Я помню, что его голос отражал глубокую и пронизанную болью любовь. — Никогда, даже во время вымирания динозавров в конце мелового периода шестьдесят пять миллионов лет назад, не происходило такого резкого сокращения биологического разнообразия».

«Это точно!» — выкрикнул кто-то.

Временами Джетро хватался за свое тощее, волосатое горло. Его клювообразный нос выступал над тонкими губами, а подбородок торчал, как вывихнутый локоть. Но люди видели только выражение его лица и жадно внимали этому человеку.

«В ближайшие двадцать лет исчезнет одна треть населяющих Землю видов, — повысил голос Джетро. Он посмотрел на могучие ели, его глаза наполнились печалью, и он возвел руки к небу. — Наши лесные братья и сестры в опасности, а этот многовековой лес приговорен к пилам палача. — Он кивал головой в такт своим словам. — Это не война за сову. Это не война за лес, или за красивые цветы и нетронутые луга, или за чудесные горные тропы для прогулок. Это не война за сохранение чистых водоемов для наших детей. Это отчаянная борьба за саму Мать-Землю, ибо с каждым умирающим видом умирает и часть нашей Матери. И нет лучшего места, чтобы начать эту борьбу, чем здесь. И нет лучшего времени, чтобы сложить наши жизни за жизнь нашей Матери, чем сейчас».

Я помню, как Джетро остановился, подождал, пока поток его слов уляжется в умах слушателей, а затем продолжил. «Когда они убивают живой лес, они убивают всех нас, — сентенциозно сказал он. — Глупо думать, что мы отдельные личности, никак не связанные с этой планетой. Это очень ограниченное представление о себе. Разве воздух, которым мы дышим, — не часть нас? Задержите на минуту дыхание и ответьте мне. Разве этот ручей — не часть нас? Проживите день без воды и ответьте мне. И разве этот могучий лес — не часть нас? Вырубая его, мы все становимся меньше и слабее».

«Закон оставил людей, — едва слышно произнес он и чуть ли не осуждающе посмотрел на присутствующих, обнажив свои неровные зубы. — Закон не защитит ни этот лес, ни пятнистую сову. Однако в конечном итоге, — его пауза была идеальной, — мнение людей — это всегда закон, и сегодня эти люди здесь!»

Несмотря на проникновенную речь Джетро, меня больше тронула простая метафора стоявшей возле меня маленькой женщины. Она говорила мягко, словно разговаривая сама с собой.

«Земля — это как утроба матери, которая нас вынашивает. Если ее повредить, все будущие поколения будут рождаться мертвыми!»

Другая женщина, с открытым лицом и с ребенком на руках, выдала еще одно мощное наглядное сравнение: «Да, — сказала она, — а каждый вид — это как спица в колесе. Если потерять много спиц, колесо развалится».

Почтовый работник в синей шерстяной униформе сказал: «Делать из этих деревьев фанеру и туалетную бумагу — это то же самое, что заворачивать рыбу в картины Рембрандта».

А стоящий рядом с ним плотник добавил: «Да, должен быть закон, наказывающий любого, кто срубит дерево старше себя».

Правда, кто-то на том же собрании назвал традиционных защитников окружающей среды «фаллоимитаторами с севшими батарейками». Для этих активистов членство в Sierra Club было сродни посещению воскресной школы для борьбы с преступностью. А сладкоголосые ботаны из Национального общества Одюбона были для них «вуайеристами с менталитетом Бэмби и Лютика».

Язык, метафоры, истории обычных людей! Слушайте их, если хотите научиться говорить ярко, метко и даже блестяще. Слушайте слова, которые выбирают обычные люди, если хотите понять, что добавляет речи колорит.

На том же собрании я услышал, как Джетро общается с прессой.

— Почему вы не проявляете уважения к тем, кто имеет право на законных основаниях вырубать этот лес? — спросил журналист.

— У человека такие же права, как и у головастика, — ответил Джетро. — Для Матери-Земли все ее дети равны, и она не ставит человека выше сверчка, поющего на берегу пруда, или лягушки, сидящей на листе кувшинки, как маленький зеленый бутон.

Вы сразу отчетливо представляли себе человека, лягушку и сверчка — всех на равных условиях. Визуальная риторика Джетро была бесподобной.

— То есть вы хотите сказать, что лягушка представляет такую же ценность, как человек? Что улитка представляет такую же ценность, как ваш ребенок? — Казалось, журналист не может поверить своим ушам.

— Это зависит от того, являетесь вы матерью этого ребенка или, как Мать-Земля, матерью всех детей.

— Я считал, что закон природы — это когда выживают сильнейшие, — осадил его журналист.