С лица толстяка исчезла вечная улыбочка, делавшая его похожим на кролика. Он покашлял, прочищая горло, и протяжным голосом запел:

– Герой возвратился! – кричит народ.

– Возвратился самый любимый сын

Бора-Бора.

– Герой возвратился! – кричит народ.

– Тот, кто победил ветер и победил море.

Умом награжден самим богом Тане,

А силу дал ему Таароа,

Мужество же взял он от бога Оро.

Смотрите, прибыл божий избранник!

Великий моряк, сын моряка!

– Герой возвращается! – кричит народ.

– Никогда на Бора-Бора не родится

подобный,

Кто был бы величественнее его

И превзошел в мореходстве.

В историю впишется имя героя,

А все орипо запомнят его на века:

Мити Матаи! Мити Матаи!

Смельчак, в одиночку победивший моря

и ветра.

– А мне она по-прежнему кажется глупой и в день, когда ты ее сочинил, тебе нужно было отрезать язык. – строго подвел итог капитан «Марара», встал на ноги и, хлопнув в ладони, привлек внимание окружающих. – А теперь настало время браться за весла.

Они гребли всю ночь.

И на следующую тоже.

И на третий день снова гребли.

И на девяностый.

Гребли до потери сознания, не замечая времени, взмах за взмахом – все дальше и дальше углублялись они в бескрайний и пустынный, незнакомый, самый глубокий на свете океан, наводящий страх даже на людей, родившихся с любовью в сердце к нему.

Время от времени, когда опускались плотные туманы или из туч начинал лить дождь, не долетающий до поверхности воды, Мити Матаи просил своих людей сохранять спокойствие и, взобравшись на переднюю мачту, долгими часами просиживал там, пристально наблюдая за водой, как бы пытаясь прочесть некое тайное послание.

– Зачем ты это делаешь? – спросил его Тапу Тетуануи, продолжавший пристально наблюдать за учителем.

– В такие темные ночи, – отвечал тот, – особенно когда идет дождь, иногда под водой можно увидеть медленно движущийся луч света. Это глубоководные волны, которые наталкиваются на риф и, откатившись от него, вызывают фосфоресцирующее свечение. Если мы обнаружим такой луч, нам будет достаточно последовать в противоположном направлении, чтобы добраться до земли.

– Мы что, заблудились?

– Больше, чем ты можешь себе представить, – согласился великий навигатор. – Если дела пойдут так и дальше, я вынужден буду бросить в воду поросенка, хотя такой способ мне не по душе.

Действительно, в прежние времена полинезийские моряки, если им случалось потеряться в океане, бросали в воду поросенка. Неизвестно почему, но животное в этом случае никогда не пыталось вернуться на корабль. Пометавшись в воде некоторое время, оно начинало плыть в том направлении, где была земля, пусть она и находилась на расстоянии тысяч миль.

Благодаря этому, ничем не объяснимому, удивительному чутью свиней, их умению ориентироваться в открытом океане, капитаны могли выбрать правильный курс, однако в большинстве случаев прежде, чем поросенок успевал решить, куда ему следует плыть, его пожирали крутившиеся поблизости акулы или прожорливые барракуды. Бедное животное становилось аппетитным завтраком для морских хищников прежде, чем успевало принести пользу людям.

Однако хороший мореплаватель не так часто прибегает к подобным уловкам, так как обычно в южной части Тихого океана, которая чужеземным морякам могла бы показаться бескрайней водной пустыней, полинезийцы достаточно легко ориентировались.

Подобные способности полинезийских моряков объяснялись очень просто. Если любой другой моряк воспринимает острова лишь как клочки суши, отличающиеся друг от друга размерами и высотой береговой линии, то для полинезийца остров – это центр целого мира. Более чем за сорок миль до берега острова опытный полинезийский моряк мог, воспользовавшись целым рядом примет, рассказать практически все о суше, которую еще даже не видел.

Полет птиц, удары волны, скорость облаков или плывущие в разных направлениях водоросли и упавшие в воду растения – и это не считая таинственного глубоководного луча, появляющегося по ночам, или ловкого поросенка – способны были рассказать любому великому навигатору о далекой земле. А это значит, если начертить окружность радиусом в сорок миль вокруг каждого острова южной части Тихого океана, то площадь исключительно океана резко сокращается.

Но «Марара» не находился в южной части Тихого океана, он плыл по Бескрайнему морю бесчисленных островов, в пяти градусах к северу от экватора, как раз в месте с противоположными течениями, там, где дули попутные муссоны, характерные для Северного полушария. Однако ха’апити фа’аруа были ветрами слабыми и капризными, временами порывистыми, ветрами, при которых жители Бора-Бора не привыкли плавать.

А острова в этой части океана были столь маленькими и встречались настолько редко, что порой казалось, будто ни один человек не сможет определить место их расположения.

К счастью, временами идущие ливневые дожди давали возможность пополнить запасы пресной воды, а вокруг кишмя кишели летучие рыбы, тунцы, макрель и особенно маи-маи, которых было так много, что и не передать словами. А посему никто не думал о трудностях.

Вкусная, мясистая маи-маи всегда была манной небесной для полинезийских моряков. Именно благодаря этой рыбе, которая принадлежала к семейству, прозванному европейцами «спарус», они могли плавать в открытом океане месяцами.

Маи-маи могли достигать двух метров в длину и весить до пятидесяти килограммов. Несмотря на то, что эти создания обычно тратили много сил на охоту за летучими рыбами, с гораздо большим удовольствием они крутились рядом с каким-нибудь плавающим предметом и, движимые ленью, заглатывали куски насаженной на крючок наживки.

Удивительно, но в момент, когда рыбу втаскивали на борт, она меняла свой красивый серебристый цвет на грязно-золотистый и тело ее покрывалось множеством синих пятен; когда же рыба погибала, то снова приобретала свою прежнюю окраску.

Люди «Марара» били маи-маи гарпунами или ловили их на крючки из перламутра, костей и дерева, которые терпеливо изготовливали при помощи примитивных коралловых рашпилей, привязывая их затем к тонким, но прочным лескам, сплетенным женщинами из волокон роа – кустарника, произрастающего на высоких и влажных лугах.

Без прочных лесок и острых крючков вечным путешественникам по Тихому океану было не выжить. Большая пирога, болтавшаяся посреди океана, была их жилищем, в котором они чувствовали себя так же, как крестьянин Северной Европы в своем каменном доме с наступлением зимы. Не стоит удивляться, что члены экипажа катамарана не беспокоились о своем будущем. Если у них и возникала необходимость высадиться на землю, то лишь для того, чтобы определить направление, в котором скрылись напавшие на Бора-Бора дикари.