— Наконец-то, — тихо проговорил он, выводя меня из собственных мыслей.

Я чуть улыбнулась и тихо произнесла:

— Да, наконец-то.

***

Сколько он бредил этим? Сколько вспоминал? Да хрен его знает. Кажется, даже до того, как встретил ее на том острове, до того, как провел самую безумную ночь в его жизни. Но он запрещал думать об этом, запрещал чувствовать. Безусловно, он мог ее найти, но сдерживало его внутреннее я, указывая на данный факт как на зависимость, а значит, слабость. А слабость — это не про него. И он всеми силами старался вытравить ее из своей памяти и своего тела. Но все эти попытки были несуразными потугами, Глеб это понял в тот момент, когда увидел ее там, на банкете. Полина должна принадлежать ему, ненадолго, пока он не сотрет это гадкое чувство привязанности с лица земли. Эти адские семь дней медленно превращали его в безумца, в сексуального психопата. Каждый вечер, ночь он вспоминал ее там, в его номере, на Родосе: губы, грудь, плоский живот, ноги ее на своих плечах, шепот горячий и стоны, вырывающиеся на полувыдохе. Строил планы, не мечтал, не фантазировал, а строил планы, как он будет ее иметь, в каких позах, как долго, как заставит срываться ее голос, выкрикивая его имя. И в эти моменты пытался сдерживать себя, чтобы не заняться самоудовлетворением. Не всегда получалось, от чего он злился на себя и на эту чертову бабу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Но даже в своих воспоминаниях и планах он не мог учесть реакции своего тела на нее. Это крайне дерьмовое чувство единения напрягало и дарило другое ощущение охренительной наполненности. Это не просто оргазм, не просто кончить, это когда сердце подпрыгивает и разлетается на тысячи частей, так, чтобы дышать было невозможно, но только для того, чтобы потом соединиться, вобрав в себя часть ее. Но Орлов отказывался в это верить. Не хотел. Не мог. Не его это. Сделал шаг назад, поправил брюки.

— Душ наверху, от лестницы направо вторая дверь — моя спальня, в ней ванная комната, — сказал резко.

Она все еще стояла, не поворачиваясь. Глеб не выдержал, подошел, одернул подол ее платья и более мягко:

— Полина, ты слышишь?

Она кивнула.

Повернул ее к себе, заглянул в глаза, а будто в пустоту, нахмурился.

— С тобой все в порядке?

Она снова кивнула, отводя глаза. Глеб резко прищурился.

— Иди наверх, я сейчас поднимусь. Поздно жалеть. И не говори, что не понравилось, или, что я взял тебя силой. Прибереги эти слюнявые рассказы для бабских посиделок.

— Глеб, вызови мне такси, пожалуйста.

Он пришел в ярость. Что вызвать? Куда она, бл*ять, собралась? Что за херь у этой бабы в башке? Только что стонала как умалишенная, сама поехала — не заставлял, призналась, что сама ждала. Так какого хера? Или это она…

— Хочешь быть чистенькой перед мужем? Не получится, дорогая. Не важно сколько раз ты тр*хнешься с мужиком, на факт измены это не повлияет никаким образом.

Отвернулся от нее, пересек залу и подошел к бару. Не видел, как она вздрогнула от его слов.

— Выпьешь?

— Нет…а, впрочем, давай.

***

Он налил виски, вернулся ко мне, протягивая бокал. Вновь отошел и присел на диван.

— Сядь, — приказал мне, указывая на пуф.

Я отрицательно помотала головой.

— Сядь, говорю.

— Я сказала не хочу! Сказала, что домой хочу!

— Ты еще не поняла? Что твоего «хочу» здесь нет и быть не может?!

— Ох ты, — внезапно разозлилась я, — ты включил богатенького самовлюбленного папочкиного сынка? Легко командовать, когда родился с серебряной ложкой во рту?

Я не поняла, как он так быстро очутился рядом со мной. Его рука сомкнулась на моей шее, мои пальцы разжались, бокал полетел на пол, чудом не разбился, а он меня толкнул туда, обратно к окну, где недавно царили совсем другие эмоции.

— Следи за своим языком, — процедил, сверля своим тяжелым, черным взглядом.

— Иначе что? Побьешь? Убьешь сразу? — тяжело просипела я, стараясь убрать его руку со своей шеи. Странно, но я в данный момент не испытывала никакого страха перед этим мужчиной. Только ярость. Она клокотала во мне, перекатываясь и переливаясь яркими цветами.

Он так же резко отпустил меня, сделал шаг назад, засунул руки в карманы брюк, еле сдерживаясь. Тяжело выдохнул. Я же схватилась за горло, пытаясь восстановить дыхание.

— Молись, Полина, крепко молись, чтобы не узнать другого меня. И на что я способен.

От его тона у меня озноб прошелся по коже, оставляя мерзкий шлейф. Но это был не животный страх, это, скорее, вызвало искреннее желание никогда не узнать его другого, чтобы не разочароваться, чтобы он в моем воспоминании остался таким вот, странным, жестким, самоуверенным, но не ужасным и гнилым.

— Сегодня ты остаешься у меня и это не обсуждается. Мы еще не закончили, — развернулся и удалился на второй этаж.

От таких эмоциональных качелей меня заколотило, на трясущихся ногах подошла к пуфу и присела.

Мы еще не закончили? Что это значит? Ему понравилось? — мысли хаотично бегали.

Через секунду после потрясающего полета от нашей с ним близости, еще не успев прийти в себя, я услышала жесткое, раздраженное: «Душ наверху…». Я сделала единственный, напрашивающийся вывод неуверенной в себе дамы — ему не понравилось, он разочарован. Это безумно расстроило.

Его яркое воспоминание и бледная реальность слишком четко контрастировали. Но только что он сказал: «мы еще не закончили». Я улыбнулась сама себе. Может, выпить для раскрепощения? И тут же себя одернула — это не самая лучшая идея.

Встала, подошла к лестнице, ведущей наверх и поднялась на второй этаж. Зашла в его спальню, услышала звук льющейся воды, быстро стащила с себя вещи. Сжала кулачки так, что ногти впились в ладони и несмело открыла дверь. Глеб стоял ко мне спиной оперевшись руками о стену, вода нещадно била его по мощным плечам, струями стекала по большой спине и ниже к накаченным ягодицам. Я как завороженная смотрела на это зрелище и не могла отвести взгляд.

— Это твой фетиш — подглядывать? — сказал, не поворачиваясь.