что я – последний человек, перед кем тебе стоит ершиться. Не надо со мной воевать, Яська. Я перед тобой безоружен, ну? Давай, соображай. Ты же у меня умница. Так какого хрена ты по мне шарашишь из всех орудий? – Клим ведет большим пальцем по моим губам.

– По привычке? – истерично всхлипываю я, сжимая его предплечья.

– Наверное. Но что бы тобой ни руководило, прекращай. Я не воюю с тобой и даже не готовлю диверсий.

– А что делаешь? – шепчу, слизывая с губ горячий рассол.

– Люблю.

И снова невесомый поцелуй в висок.

– Любовь – это просто красивое слово, – опять завожусь я, но Клим и тут меня без усилий осаживает:

– Да. Но ровно до тех пор, пока его не наполнишь смыслом.

– В чем же ты видишь смысл любви для себя?

– В познании тебя. В проявлении интереса и заботы, в наслаждении, которое я испытываю от этого. Ну, вот и почему ты опять напряглась м-м-м?

– Молотов тоже думает, будто заботится обо мне. Считает, что он знает, как лучше…

– Нет. Ты не понимаешь, Ясь. Это другое. Он заботится не о тебе. А о своей игрушке. Может, Игорь и думает, что испытывает к тебе какие-то искренние чувства, но любовь по принципу обладания означает лишь то, что он стремится лишить объект своей любви свободы и держать его под контролем. Такая любовь подавляет и губит, в конечном счете.

Я киваю, вдумчиво переваривая слова зэка. Все-таки он ужасно умный. Немудрено, что я им заинтересовалась.

– Ты поэтому не настаиваешь на моем увольнении? Считаешь, будто такая просьба ограничит мою свободу?

– В том числе.

Я пораженно качаю головой.

– Ты совершенно удивительный, знаешь?

– Может быть, я рассуждал бы иначе, будь мне что тебе предложить взамен.

– Удивительный, – стою на своем, ведь его последнее замечание это только подчеркивает.

– Ну, если ты так думаешь, не буду тебя переубеждать, мне твои заблуждения только на руку. – Улыбается. Я все так же сижу, обхватив его бедра ногами. А Климу хоть бы хны. Он очень выносливый и сильный. Надо прекращать этим пользоваться. Напоследок прохожусь ноготками по его бритому затылку и нехотя сползаю на пол.

– И если я захочу уйти, ты тоже меня отговаривать не станешь?

– Не стану, – Клим медленно моргает, словно подтверждая свои слова.

– А как же любовь? Разве за нее не нужно бороться?

– Нужно, но не против друг друга.

Его слова пробивают меня насквозь. Попадают в самое сердце, заставляя сердечную мышцу сжиматься в совершенно ином, незнакомом мне ритме. Я стою и ничего, кроме него, не вижу. Да и какая разница, что там вокруг, когда в эпицентре всего – понимание. Я влюбилась. В самом деле. В него. В того, кого знаю… Ну, сколько там, за вычетом двух месяцев молчания в переписке? Девяносто дней?

Наверное, Клим замечает ужас в моих глазах. Потому что наклоняется и, как ребенка, целует в нос. И ничего такого за тем поцелуем не последовало бы, если бы я не рванулась вперед, подставляя губы. Буквально напрашиваясь на большее.

И Клим целует… Я с готовностью впускаю его в рот, но он не спешит воспользоваться приглашением. Соскальзывает мне на шею, оставляя на ней мокрый след. Вынуждая меня хныкать, жаться к нему, выпрашивая большего. Ладонь на попе с силой сжимается. Это грубо и безумно приятно. Закидываю ногу Климу на бедро. Он проходится твердыми пальцами по бороздке между ягодиц. Надавливает на колечко и ныряет глубже – я даже не успеваю напрячься. А потом нервы все ж сдают. Когда он сжимает зубы у меня на соске и одновременно с этим ввинчивает внутрь два пальца. Откидываю голову, хнычу, шиплю.

– Вот так, хорошо, да? Кончишь еще разок?

– С тобой!

– Со мной обязательно, – улыбается хищно и в противовес собственным же словам быстро трахает меня пальцами. Это приятно просто невыносимо. С Климом вообще все приятно. Я захлебываюсь стонами, повиснув на нем без сил. Становлюсь на носочки, чтобы удобней было насаживаться. Мое бьющееся в новом ритме сердце разгоняется до каких-то сверхскоростей. Одной рукой он таранит меня изнутри, а второй ласкает колечко чуть выше. Такие ласки невозможны с одноразовым любовником. Они требуют абсолютного доверия. И мне так хочется доверять. Впервые в жизни так сильно хочется!

– Пожалуйста, я уже не могу…

Клим нажимает подушечками пальцев на какую-то точку внутри, и меня выгибает. Я гашу крик, вцепившись зубами в его предплечье, но совсем заглушить звук даже так не получается. Мое утробное рычание заполняет собой пустоту. Я сотрясаюсь, как припадочная.

– Моя нежная девочка… Вот так, да? Было хорошо?

Он точно не из тех мужчин, кому нужны словесные подтверждения.

– Улет. У тебя со всеми так?

Из сладкой послеоргазменной неги меня выдергивает резкая боль. Это Клим дернул меня за волосы, запрокидывая лицо.

– Я не помню, что до тебя было. Хочешь обсудить свой опыт?

– Н-нет…

Его взгляд заставляет меня поежиться и трусливо отвести глаза.

– Кажется, ты писала, что Молотов был хорош.

Серьезно? Я что, совсем спятила? Не поэтому ли Клим так старается меня ублажить, игнорируя собственные потребности?

– Мне не с кем было сравнивать, – сглатываю ставшую вязкой слюну.

– А как же те, с кем ты этого мудака наказывала? Не справлялись?

Черт. Ну, вот что я за дура такая? Как то прекрасное, что между нами происходило, скатилось к этому? Я должна все исправить. Знать бы, как. Обхватив щеки Клима, шепчу:

– Не любили, как ты.

Тлеющий огонь в его глазах вспыхивает. Перепачканные моими соками пальцы касаются лица. Они немного дрожат. Нас обоих здорово штормит на эмоциях. Мы будто оголенные провода – напряжение, искры, ток… Пробки выбило.

– Я вся запачкалась. Мне надо в душ.

– Мы еще ничего не делали.

– Я кончила уже три раза, Клим!

– Это облегчит мне задачу.

Хищно улыбаясь, Клим оттесняет меня к кровати. Ну, ладно. Сначала его удовольствие, потом душ. Я сажусь, нащупывая край постели ладонями. Тянусь к его штанам, которые за это время уже успели мне осточертеть, клянусь! Стягиваю вниз. Ну, хоть на этот раз Клим не мешает. Ра-а-аз. И я на миг замираю,