– Да запросто! Хотя бы тот же Бобров. С какой стати он следил за мужем своей секретарши? И муж этот потом так благополучно кончает жизнь самоубийством.

– И охранник исчезает, – добавил Грибов.

– Охранник никуда не исчез, Толь. – Лена покрутила пальчиком у виска. – Сам же сказал, что ни машины, ни охранника не было. И что она тебя просто заманить к себе хотела.

– Но это я сказал, а как там на самом деле было, кто знает, – возразил Грибов, делая на листе еще одну пометку. – Если взять в расчет, что Чаусов в самом деле пропал, то…

– То пропал он не без помощи Боброва. Это очевидно. Но никто ведь никуда не пропадал, не так ли, Толик?

Елена пожала плечами, покосилась на телефон, разразившийся отчаянным звоном, и вздохнула:

– Ну, начинается!

Сняла трубку, ответила, попросила минутку пождать и, прикрыв трубку ладошкой, поспешила приструнить Грибова:

– Ты давай мне по ножевому ранению на улице Строителей отчет подготовь. А с бабами своими и их ухажерами будешь после работы разбираться. Алло, слушаю!..

Отчет Грибов строчить принялся с завидным усердием. Настроение вдруг поднялось, утроив работоспособность. Может, оттого, что с Ленкой отношения наладились, и она, кажется, поняла, что не стоит вмешиваться в его личную жизнь. Может, оттого, что все его мысли насчет Виктории Мальиной и ее к нему симпатии нашли подтверждение в рассуждениях все той же Ленки. Но отчет он сделал в рекордно короткий срок. И даже строительством планов на вечер успел заняться. После работы он непременно наведается в те три фирмы, что значились в списке Виктории под номерами четыре, пять и шесть. А потом, после визитов туда, он поедет за город. И навестит огромный осиротевший дом.

Он ведь как рассуждал: просто так, с пустыми руками, ему туда ехать неудобно как-то. А с результатом, каким бы разочаровывающим он ни был, уже можно. Это уже повод для того, чтобы переступить ее порог. А там, как сложится…

– Мечтаешь?

Елена Ивановна вошла в кабинет, будто чужая. Дверь осторожно приоткрыла, закрыла ее так же, словно в гостях была. И кажется, даже к столу своему кралась на цыпочках, а не шла твердой поступью, как обычно. И вот когда уже уселась, опять же на краешек стула, тогда-то и спросила его с упреком:

– Мечтаешь?

– Я? – не понял он ни поведения ее, ни вопроса. – Да нет. Отчет по ножевому сделал. Вот он, читать будешь?

– Потом, Толя, все потом. – Елена рассеянно окинула взглядом кабинет и произнесла вполголоса: – Мечтай, мечтай, Толя, все равно ничего у тебя не выйдет.

– Это ты о чем? – Грибов нахмурился, перемены в начальнице он не понимал, и это его раздражало.

– А обо всем! И планов на вечер у тебя никаких не будет и быть не должно. И романа с Викторией, кажется, не получится.

– Это еще почему?!

Грибов побледнел. Он скорее понял, чем почувствовал, что бледнеет.

Понимал, а не чувствовал свою бледность он оттого, что это происходило с ним тогда, когда ему страшно становилось. А ему стало страшно, и даже очень! Из-за Ленкиных странных слов страшно, из-за того, как она в кабинет вошла и как к столу своему пробиралась, будто воровка. И тут не захочешь, а подумаешь…

– Что с ней, Аля?! – выпалил он, прежде чем додумал.

– С кем? – Она подняла на него тяжелый взгляд, в котором ничего, кроме злости, не было, повысила голос и переспросила с напором: – С кем, Грибов?!

– Что с Викторией?

Выдыхал он уже с облегчением, поняв, что страхи его напрасны. Ленка, какой бы стервой ни была, не стала бы так изматывать ему душу, если бы с Викторией случилась беда.

– При чем тут Виктория твоя, Грибов?! – Ленка не обманула его ожиданий. – Ну, вот при чем тут твоя Виктория?!

– Сама же сказала, что романа у меня с ней не будет, – пробормотал он миролюбиво. – Я и подумал.

– А ты не тем местом думаешь, Толя! – оживилась вдруг Елена и даже зад свой от стула оторвала, наклонившись в его сторону, будто дотянуться до него могла через трехметровое расстояние между столами. – Не тем и не так! Почему я сказала, что романа у тебя с Викторией не будет, как думаешь?

– Не знаю теперь, – признался он честно, с недоумением наблюдая за странностями начальницы.

– Я потому так сказала, опер, что вчера она потащила тебя к себе за город не из-за твоих прекрасных глаз, понятно?!

– Нет, не понятно. А почему тогда?

– А потому она приехала к тебе и настояла на твоем визите к ней, что действительно тревожилась за начальника службы безопасности, за гражданина Чаусова то есть! – продолжала бесноваться Елена Ивановна, чем все больше и больше его удивляла.

– Так мы же решили, что это был блеф, – заволновался Грибов, пододвигая к себе листок с пометками поближе.

– Это ты решил, а я предполагала, – огрызнулась Елена.

– А теперь не предполагаешь?

– А теперь я располагаю! – Она с силой дернула заколку в волосах, и волосы тяжелой волной скользнули по плечам. – Теперь я располагаю сведениями, Грибов!

– Какими сведениями, Аль? Ты чего вообще?!

Грибов не знал, что и думать. Распущенными волосы начальницы он видел лишь по праздникам, когда она вместо формы надевала красивое платье или костюм. Нет, еще когда она с Сашкой своим на грани разрыва пребывала, тогда тоже без конца заколкой для волос швырялась. Сейчас-то что?

– Я сейчас располагаю сведениями о том, что… – Она сдавила виски ладонями и глянула на него глазами отчаявшейся женщины. – Что в пятидесяти километрах от города найдена обгоревшая машина господина Чаусова, государственные номерные знаки чудом сохранились. В багажнике его машины найден сильно обгоревший труп, личность устанавливается. Но судя по тому, что утром у нас в отделении побывал его отец с заявлением о пропаже сына, это труп самого Ивана Чаусова, и никого другого. А это значит, Грибов, что Виктория вчера не просто так била тревогу, и не врала тебе, и в постель к себе не зазывала.

– Понял, – кивнул он с явным сожалением, его-то устроил бы как раз такой вариант.

– И еще это значит, Толя, что муж ее тоже, видимо, не просто так в петлю полез.

– А как же он туда полез?

– Думаю, что ему помогли, Толя.

– Но на теле ни единого следа насилия, Аль, – напомнил Грибов. – Нет следов сопротивления, борьбы… Даже рубашка из-под брюк не выбилась. Вообще не пойму, что все это значит?!

– А значит все это, Толя, только одно. – Елена вялым движением подхватила со стола заколку и кое-как заколола волосы на затылке. – Что твое частное расследование с этой минуты перестает быть таковым.

– И?

– И ты начинаешь расследование по факту гибели Ивана Чаусова… предположительно, конечно, что это он. И начинаешь ты это расследование с того, что заново разбираешься со смертью мужа твоей Виктории, как там его?