Он тщательно все записал. Снова проверил состояние воды, и мы опять заступили на вахту.

– Мне правда жаль, прости, – сказала я после проплывшего мимо бревна.

– Ничего, – ответил Эллис. – Оно, наверное, действительно с такого расстояния немножко походило на чью-то спину.

Когда я извинилась после выпрыгнувшей из воды рыбы, Хэнк сказал:

– Эллис, может, тебе быстренько глянуть на то, что увидит Мэдди, прежде чем поднимать официальную тревогу?

– Не думаю, что это удачная мысль, – ответил Эллис, явно павший духом. – Потому что если это оно, то из-за задержки чудовище может успеть нырнуть. Поэтому отец и сделал всего три снимка.

Я уставилась ему в спину.

Он на самом деле верил отцу. Речь шла не только о том, чтобы исправить свою жизнь – речь шла о том, чтобы оправдать полковника. Как я могла настолько не понимать собственного мужа? Я села рядом с ним на одеяло, так близко, что мы соприкоснулись плечами.

Хэнк опустился возле нас и закурил.

– Все это очень хорошо, пока у нас не кончилась пленка, – пробормотал он. – Передай мне фляжку, будь добр.

Четыре с половиной часа спустя Хэнк выкурил одиннадцать сигарет, они с Эллисом прикончили третью фляжку, а я увидела прутик, двух плещущихся уток и вторую рыбу-прыгунью.

Когда за нашими спинами начало садиться солнце, Хэнк объявил, что на сегодня хватит. Они оба пытались это скрыть, но я видела, что друзья потеряли терпение из-за моих ложных тревог, и чувствовала себя отвратительно; я их разочаровала. На обратном пути, когда Эллис греб, мы почти не разговаривали.

Еще я нервничала, что придется столкнуться со всеми в пабе, но этого было не избежать. Я даже не могла проскользнуть незамеченной – из-за наряда клепальщицы Рози, не говоря уже о ярко-красных перчатках и сумке для противогаза.

Выяснилось, что мне не о чем было волноваться. Едва мы открыли дверь, я унюхала запах духов и услышала хихиканье, а когда мы вошли, на нас никто и не взглянул. В зале собралась толпа, и на этот раз в ней были девушки.

– Что это у нас тут? – спросил Хэнк, окидывая взглядом происходящее.

В зале муниципалитета скоро должны были начаться танцы, и общее волнение витало в воздухе. Мэг и другие девушки сдвинули стулья, чтобы сесть рядом, и попивали прохладительное, восторгаясь туфлями, прическами и нарядами друг друга и украдкой красуясь перед лесорубами, которые, будто сговорившись, притворялись, что не смотрят на них.

Одна девушка рассказывала, как распорола старое платье, из которого «выросла» ее мать, и превратила его в модный наряд с помощью выкройки из последнего выпуска «Используй и чини». На другой девушке были настоящие чулки, предмет всеобщего восхищения. Она вытянула ногу, чтобы подруги могли рассмотреть, хотя со стороны лесорубов тоже последовали восклицания.

– Какие красивые, – с завистью произнесла Мэг. – Гляньте, как блестят. Шелковые или нейлоновые?

– Нейлон, – ответила девушка, крутя во все стороны мыском.

– Где ты их добыла?

– Мой Джордж прислал три пары из Лондона. Говорит, девушки их воруют сплошь и рядом, прямо так. Продавцам приходится их прятать под прилавком.

Мэг вздохнула:

– А у нас тут и не украдешь.

Она повернулась к крупному краснолицему лесорубу, сидевшему за соседним столом. Я поняла, что он и был тем мужчиной, который на моих глазах выскользнул из ее комнаты.

– Рори, в следующий раз, как пойдешь в увольнение, может, сможешь достать мне настоящие чулки?

– С риском быть разорванным на куски бродячими стаями воровок? – Он широко улыбнулся. – Для тебя – все, что угодно.

Мэг повернула ногу, чтобы рассмотреть проведенную по ней линию.

– У меня вроде неплохо вышло: концентрат для мясной подливки и карандаш. Но если пойдет дождь, за мной опять дворовые собаки бегать будут, ноги облизывать.

– Я кобелей отгоню, что собак, что прочих, – подмигнув, сказал Рори. – Давайте, девушки, еще по одной. Угощаю.

– Ох, ну и тип же ты! – отозвалась Мэг, грозя ему пальцем. – Ты не думай, что я тебя не раскусила. Мы вас всех тут раскусили!

Девушки расхихикались и покраснели, каждая – бросив взгляд на кого-то из лесорубов. Через несколько минут они ушли все вместе, взволнованные и смеющиеся, и возле барной стойки остались сидеть на табуретах только трое местных стариков.

Один оглянулся, провожая глазами парней, выходивших вслед за девушками. Когда за ними закрылась дверь, он снова повернулся к бару.

– Эх, если когда барану и хорошо, так это когда он еще ягненок, – со вздохом сказал он.

– Это да, – подтвердили остальные, кивая с видом мудрецов.

– Ты, я думаю, пойти не хочешь, – сказал Эллис, игриво пихнув меня в бок.

Я попыталась улыбнуться, но не смогла. Он хотел пошутить, но я бы все отдала, чтобы вместе с толпой девушек идти сейчас к залу муниципалитета.

У меня никогда не было подруг. Единственная и лучшая возможность их завести – обучение в пансионе – была потрачена впустую. То, что случилось с моей матерью, сделало меня изгоем еще до того, как я перешагнула порог школы. Следующая возможность, в то лето, когда я окончила школу, тоже ни к чему не привела. Было ясно, что девушки просто терпят меня, чтобы подобраться поближе к Хэнку, Эллису и Фредди, и когда я вывела сразу двоих из них из оборота – разбив одному сердце и выйдя замуж за другого, – большинство девушек просто рассеялось. Подружки Хэнка продолжали меня терпеть, пока не понимали, что он не собирается на них жениться, но ни одна не стала поддерживать со мной отношения после того. Вайолет была первой, по поводу кого я испытывала некоторый оптимизм, особенно потому, что думала, что Хэнк наконец-то позволит себя изловить.

Я снова ощутила вину из-за того, что мы ее бросили.

Вскоре после того, как я легла и задула свечу, в дверь постучали.

– Кто там? – спросила я.

– Это я, – ответил Эллис.

Это нечасто случалось, но по его голосу я поняла, чего он хочет.

– Минутку.

Я на ощупь пробралась к комоду, нашла полотенце для рук и стерла кольдкрем с лица. Потом принялась вытаскивать бигуди.

– Что ты там делаешь? – спросил он.

– Ничего, – ответила я. – Просто привожу себя в порядок.

– Да мне все равно, в порядке ты или нет.

Вынуть бигуди в темноте у меня все равно бы не получилось, поэтому я сдалась и открыла дверь.

Эллис шагнул внутрь и, подхватив мое лицо ладонями, прижался губами к моим.

Он был выбрит и пах одеколоном, особой смесью, которой пользовался все время, что я его знала, и, хотя губы его не разомкнулись, я почувствовала вкус зубной пасты. Пижама на нем была шелковая.