– Ох! – выдохнула я, удивленно отступая.

Обычно никакой прелюдии не было.

– Что такое? – спросил он, ощупывая мой затылок и темя.

Поскольку все серьезные манипуляции с моими волосами производила Лана, прежде Эллис заставал у меня на голове только заколки и сеточку для волос, украшенную несколькими бусинами.

– Бигуди, – объяснила я. – Я сама укладываю волосы. Если ты дашь десять минут, я зажгу свечу и все это выну.

– Бог знает, в какой глуши, без электричества моя бесстрашная жена все-таки находит способ оставаться роскошной, – сказал он. – Хэнк прав, знаешь: отлив тебя, форму разбили.

Эллис захлопнул дверь и обвил руками мою талию.

– Я подумал, что после сегодняшнего маленького недопонимания нам надо бы помириться как следует, – промурлыкал он. – К тому же я опять осознал, какая ты молодчина. Ты понятия не имеешь, сколько это для меня значит.

Он прислонил меня к комоду и прижался ко мне бедрами. Сомнения в его намерениях не осталось.

– Ты про охоту за чудовищем? – спросила я.

– Да…

– Несмотря на ложные тревоги?

– Это только доказывает, что у тебя отличное зрение…

– А как насчет того, что я терплю Хэнка? – спросила я. – Тут я тоже молодчина?

– Просто святая, – отозвался он хриплым шепотом.

Он положил руки мне на бедра и начал об меня тереться. Я запрокинула голову, подставив ему горло. Я раньше никогда так не делала, и когда он меня не поцеловал, задумалась: видит ли он мое горло в темноте?

– А мое слишком бурное воображение? – продолжала я. – И неподобающий аппетит?

– В тебе нет ничего неподобающего, – сказал он. – Может быть, зажжем свечу или просто попробуем отыскать кровать? Твой багаж будет мешать?

– Нет, путь свободен…

– Ты просто опрятнее меня или твои вещи убрали?

– Думаю, я просто опрятнее…

– Опрятнее, красивее, остра как бритва…

Он повел меня назад. Когда мы уперлись в край кровати, я забралась под одеяло и улеглась на подушки.

Он заполз ко мне, поднял мою ночную рубашку и устроился сверху. Потом раздвинул мои ноги коленом, приподнялся на одной руке, чтобы спустить пижамные штаны, и вошел в меня. Несколько толчков, и он свалился, тяжело дыша мне в ухо. Через минуту он откатился прочь.

– Мэдди, милая моя, милая Мэдди, – прошептал он, гладя мое плечо.

Я хотела ему сказать, что еще нельзя заканчивать, что не плечу нужно уделить внимание, а мне, но не смогла найти слова. Я никогда их не находила и, наверное, никогда не нашла бы, потому что толком не знала, чего именно я от него хочу.

После того как он выбрался из моей постели и вернулся к себе, я долго лежала, глядя в темноту.

Когда я была подростком и мой ум начали занимать подобные вещи, я воображала, что физическая сторона брака будет совсем не такой, какой она оказалась. Возможно, это запрещенные романы, ходившие по дортуарам в школе мисс Портер, внушили мне такие завышенные ожидания. Возможно, дело было в перешептывании девушек, которые по-настоящему этим занимались (а все, кто не возвращался после каникул, попадали под особое подозрение). Возможно, в созерцании дивных киногероев, превращавших своих звездных партнерш в лужицу томного киселя единственным властным поцелуем.

Я возлагала особые надежды на брачную ночь, но она оказалась полнейшей катастрофой: Эллис ругался, вяло тыкался в меня, а его мать театрально рыдала в комнате чуть дальше по коридору. Я была слишком невинна, чтобы осознать это в тот момент, но, боюсь, нам даже не удалось вступить в супружеские отношения.

В нашу брачную ночь имелись смягчающие обстоятельства, но и в те месяцы, что последовали за ней, когда таких обстоятельств не было, я оставалась растерянна и разочарованна. Все или заканчивалось, едва начавшись, или он не мог закончить, отчего начинал злиться. Я все надеялась, что оно разовьется в нечто большее, во что-то, во что буду вовлечена я, но этого не произошло.

Наверное, Эллис тоже был разочарован, потому что частота устремилась к нулю, как только появился предлог в виде моего диагноза, а я никогда не пыталась ничего начать сама. Неудивительно, что у нас не было детей.

Второй день охоты за чудовищем почти не отличался от первого – разве что шел снег.

Мне не терпелось попасть на почту, но я не могла придумать предлог, чтобы улизнуть. Я была уверена, самолет, который должен меня забрать, уже в пути.

Я по-прежнему видела волнение на воде, но мне расхотелось что-либо говорить. Хэнк не скрывал неудовольствия от траты пленки впустую, а я не могла выносить разочарование на лице Эллиса.

Третий день был пасмурным и мрачным, воздух тяжело полнился угрозой дождя. Всем было неспокойно и холодно, а я переживала еще и потому, что не отправила вторую телеграмму.

Через несколько часов наблюдения Эллис понял, что я ни на что не указываю, и обвинил меня в том, что я не вношу вклад в общее дело.

Вскоре после того я заметила сильное волнение возле противоположного берега и подняла тревогу. Выяснилось, что через озеро плыл олень, который выбрался из воды и отряхнулся ровно на том месте, на которое я училась наводить компас.

– Замечательно! Просто фантастика! – воскликнул Хэнк, воздев руки в воздух. – У меня двадцать секунд изумительно четкой съемки поганого оленя. И катушка кончилась.

Он с трудом снял камеру со штатива, извлек пленку и швырнул ее в воду.

– Какого черта ты делаешь? – спросил Эллис. – А если мы случайно засняли чудовище?

Хэнк порылся в сумке. Вытащил новую коробку пленки и очередную фляжку.

– Мы наснимали тучу чудовищ. Чудовищ Мэдди, если точнее, – сказал он, изобразив пальцами кавычки, прежде чем разодрать желтую коробку с пленкой, чтобы побыстрее ее открыть.

– Бога ради, возьми себя в руки, – заметил Эллис. – Нам нужны родные коробки, чтобы отослать их в «Истман-Кодак».

– Я бы не волновался. У нас явно будет сколько угодно пустых коробок, – ответил Хэнк, вставляя новую катушку в камеру и возвращая боковую панель на место.

Он дважды стукнул по ней основанием ладони.

– Ничего у нас не будет, если ты сломаешь эту чертову камеру, – рявкнул Эллис. – Прекрати вести себя как идиот, дай сюда, мать ее, эту штуку. Ты неправильно ее поставил.

Хэнк обернулся лицом к Эллису. Глаза у него были расширены, выражение лица зверское. Я думала, он швырнет камеру на землю, а то и в Эллиса. В любом случае я была уверена, что они сейчас подерутся.

Они стояли так довольно долго – с горящими глазами, тяжело дыша. Потом, без видимой причины, Хэнк словно перегорел. Он заново закрепил боковую панель камеры, привернул ее обратно на штатив и сел.