– Я могу жить с этими кошмарами. Я могу побороть их. Я уже делала это раньше, а ведь они были куда хуже нынешних. Но Рорк! Не знаю почему, но в последнее время это стало его сильно напрягать. Мои кошмары раздражают его, а вместе с ними – и я.

– Он тоже не смог бы вызвать ее на откровенный разговор. И он был вместе с тобой, когда это произошло. Пойми, Ева, он любит тебя. А любящие люди всегда переживают за тех, кто им дорог. Им больно видеть, что их любимым больно.

– Знаю. И сама это вижу. Именно поэтому я сейчас здесь. Но больше всего меня раздражает то, что мертвая она отравляет мне жизнь даже больше, чем живая. В моей голове много мертвых лиц. Но они не мешают жить. Я попыталась сделать для каждого из них все, что в моих силах. Так что с ней я тоже могу жить дальше. Лишь бы она не имела надо мной власти, не делала меня слабой.

Ага, подумала Мира, а вслух спросила:

– То есть ты боишься, что эти кошмары делают тебя слабой?

– Да. Ты это сама сказала.

– Я не употребила слово «слабый». Ранимой – да. Но ведь это нечто совершенно иное. Не будь у нас наших уязвимых мест, мы были бы резкими, жесткими, холодными. Но ты не такая. Ты живой человек.

– Я не хочу, чтобы она делала меня ранимой.

– Ева, она давно мертва.

– О господи! – Ева зарылась лицом в ладони. К горлу подкатил комок тошноты. – Я знаю. Знаю. Я стояла рядом с ее телом. Я осматривала ее, устанавливала время и причину смерти. Писала отчеты. И да, она все еще… – Ева на миг умолкла, подыскивая нужное слово, – дееспособна. По крайней мере, в моих снах она способна вселять в меня страх и злость. Она смотрит на меня, она знает меня, и у меня внутри словно скручивается узел.

Я ведь часть ее. Наверно, в этом и заключается причина. Беременная женщина питается. И то, что она ест, достается и плоду, который она носит. Разносится с кровью по жилам. И так до того момента, пока не перерезана пуповина. И если в ней что-то было надломлено, вдруг то же самое надломлено и во мне?

– То есть ты считаешь, что любой ребенок наследует добродетели или, наоборот, недостатки своей матери?

– Наверно, нет. Не знаю.

– Ты лучше сядь.

Ева вняла совету и села. Мира потянулась к ней, взяла за руку и посмотрела в глаза:

– Ты не надломлена, Ева. Скажем так, ты вся в синяках, и они еще болят. Но ты не надломлена. Говорю это тебе как профессионал. Так что поверь мне.

Хотя от этих слов ей стало немного смешно, Ева покачала головой.

– Да, они пытались надломить тебя, когда ты была ребенком – невинным и беззащитным, как ты сама только что выразилась. Но даже если в тебе что-то и сломалось, ты взяла обломки и заново сложила их вместе, придала им силу, обозначила жизненную цель. И любовь. Такой сильной женщины, как ты, Ева, я еще не видела – говорю это как твой друг и как профессионал.

– Мне нужно с ней покончить. Я это точно знаю. Я не хочу, чтобы Стелла жила у меня в голове. Не хочу, чтобы вместе с собой приводила отца.

– И для этого ты пришла сюда? Сделала первые шаги к избавлению от страхов. Помнится, я уже спрашивала тебя как-то раз, почему ты называешь ее Стеллой, а его – отцом. Теперь ты знаешь ответ?

– Да, я думала об этом, после того как ты спросила. А раньше даже не обращала внимания. Мне кажется… То, что он делал со мной, то, что он делал с собственным ребенком… Наверно, он был бессердечный, злой, испорченный человек. Не люблю это слово, оно такое избитое, такое затасканное, но по-другому не скажешь.

Почувствовав, как у нее пересохло в горле, Ева взяла чашку с чаем и отпила глоток.

– Я часто голодала, но мне не давали умереть с голоду. Мне было холодно, но одежда на мне была. Я научилась говорить, научилась ходить – не помню, когда и как, но он явно об этом позаботился. Нет, не потому, что любил меня. Не думаю, что ему были свойственны какие-то отцовские чувства. Но и ненависти ко мне у него не было. Я была для него чем-то вроде вещи, которой он мог пользоваться так, как считал нужным, в расчете на то, что в будущем я буду приносить ему доход. Я была с ним до самой последней минуты, пока не убила его. Он насиловал меня и кормил, бил и одевал. Он держал меня в вечном страхе и давал крышу над головой. Но он никогда не был мне отцом в том смысле, в каком мистер Мира – отец твоим детям или же Фини – своим. Он не был отцом, как все нормальные люди. И все же он был моим отцом, и я спокойно к этому отношусь.

– То есть ты примирилась с этим.

– Наверно. Но она оставила меня ему. И мои воспоминания о ней не такие четкие, не такие детализированные. Те же, какие все-таки остались, все про одно и то же: она делает мне больно разными гадкими мелкими способами. Бьет и щиплет. Запирает в темном чулане. Не кормит, утверждая, что уже накормила. А каким полным ненависти взглядом она смотрела на меня! Нет-нет, я бы не назвала ее бесчувственной эгоисткой. Чувства у нее имелись. Иное дело, что мне доставалась только ненависть.

Если бы из семьи первым ушел он, она бы точно убила меня. Задушила подушкой или оставила в чулане голодать. С нее бы сталось, ведь ее ненависти требовался выход. Да, она была моей матерью. Это бесспорный факт. Но у меня язык не повернется ее так назвать. Возможно, это первый, крошечный шажок к тому, чтобы навсегда покончить с ней.

– Прекрасно, – похвалила ее Мира. – Прекрасно.

– Последние несколько дней я много думала о них, про него и про нее. Я должна была заподозрить, что со мной что-то не так. Наверно, мне следовало обратиться к тебе раньше, но я надеялась, что сумею справиться со всем сама.

– Ты пришла, когда была готова.

– Это Рорк был готов, – поправила ее Ева. Мира рассмеялась.

– Даже если ты пришла ко мне по его настоянию, ты бы никогда не разговаривала со мной так, как сейчас, не будь ты к этому готова.

– Странно, мне лучше, но это меня раздражает. Потому что он вынудил меня едва ли не силой, – призналась Ева. – И, похоже, он прав. Кстати, я должна подать рапорт Уитни.

– У тебя почти не осталось времени.

– Думаю, время – наша главная проблема. Вряд ли этот маньяк будет ждать, пока моя психика вновь придет в норму и ей станет легко и уютно.

– Ну, уютно ей никогда не было. На чьей бы совести ни были эти убийства, он вскоре поймет, какой мощный ум ему противостоит. Ты знаешь, где меня найти – здесь или на работе. Не стесняйся, звони в любое время, как только возникнет необходимость. Потому что быстро в таких случаях не бывает. Процесс занимает не день и не два. Но я обещаю тебе, что в конце концов все разрешится.

– Поскольку это говорит профессионал, то я тебе верю.

– Именно.

– Спасибо, – поблагодарила Ева, поднимаясь на ноги.

– У меня есть одно предложение. Что-то вроде эксперимента.

– Надеюсь, эксперимент не предполагает шприцов и снотворных препаратов?