— Что делать? Ну я не знаю, брат…

— Деньги-то зарабатывать надо? — настойчиво спрашивал Гордеев.

— Надо…

— Жену и детей кормить надо? — не отставал адвокат.

— Надо, — снова согласился детина.

— Ну вот… Так помоги, братишка. Можно я тут у тебя какой-нибудь трупик колоритный выберу, сфоткаю? Ну и в газете напечатаю…

— Э, мужик, — замахал руками тот, — у нас тут криминала нет, нечего тут фотографировать.

— Да это мне без разницы, главное, чтобы жмурик был, а там — дело техники, подретушировать, на компьютере подрисовать — и как живой… то есть мертвый… но криминальный.

Мужик подумал, проглотил очередной кусок своего бутерброда и наконец сказал:

— Ну ладно. Только ты это, в обмороки падать не будешь?

— Не буду…

— А то имей в виду — приятного там мало. С непривычки можно и сознание потерять. Бывают такие… слабохарактерные, — с презрением в голосе произнес детина.

— Ничего, переживу.

Гордеев шел за санитаром по длинному коридору, выложенному кафелем. Звук шагов гулким эхом отдавался во всех закоулках больничного морга. Где-то капала вода. Наконец санитар остановился и отпер одну из дверей.

— Ну давай, смелей, выбирай себе жмурика, какой понравится. — Широким жестом он указал на столы, на которых лежали накрытые простынями трупы.

— А чем пахнет так отвратительно? — поинтересовался Гордеев.

— Да ты не морщься, не морщься, — хохотнул детина, — это просто формалин. Ничего страшного. Я к нему так привык, что уже на свежем воздухе голова болеть начинает. Какого тебе жмура?

— Ну такого… Чтобы поинтереснее. — Гордеев внимательно разглядывал комнату.

— Вот тут редкий экземпляр вчера притащили. Мужик килограммов двести весит, в камеру не поместился, так на столе и лежит под простыней. — Санитар ткнул пальцем в глубину зала. — Показать?

— Да уж нет, спасибо. Поэстетичнее у тебя ничего нет?

— А что? — удивился санитар. — Чем тебе толстый мужик не нравится?

— Может, например, девушка молоденькая?

— Слышь, Корреспондент, а у тебя странные представления об эстетике, — покачал головой санитар. — Ты, случаем, не того?

— Чего? — не понял Гордеев.

— Ну этот… Который с трупаками. Некрофил.

— Нет… Понимаешь, если умерла молодая девушка, так глубинный смысл появляется, мысль о безжалостности смерти, которая не щадит никого.

— Ясно. Рассуждаешь как-то мудрено… Ладно, как раз сегодня ночью принесли подходящий экземпляр. Девчонка молодая. Иди за мной.

Они подошли к одному из столов. Санитар откинул простыню. Это была Каштанова. Гордеев склонился над телом Ольги.

Поверить, что она, вчера еще живая и разговорчивая, лежит тут, на оцинкованном столе, без признаков жизни, было трудно… Но факт остается фактом — Ольга Каштанова действительно умерла.

— Ну как? — поинтересовался санитар.

— Нормально… Сейчас осмотрю и щелкну.

— Ага… Ну давай, — согласился санитар, с аппетитом откусывая от своего бутерброда, — а я пока тем мужиком займусь… Напрасно ты его не стал снимать. Очень примечательный трупик.

На первый взгляд определить, от чего умерла Ольга, не представлялось возможным. Синяков и шрамов было так много, что определить, появились ли новые по сравнению со вчерашним днем, не представлялось возможным. А если медсестра была права и Каштанова действительно скончалась от кровоизлияния в мозг?

Гордеев продолжал изучать труп. И вскоре обнаружил нечто интересное.

На шее девушки отчетливо виднелся свежий темный рубец. Гордеев достал перочинный ножик и осторожно раздвинул края раны. Судя по всему, она была глубокой. И действительно совсем свежей.

Ольгу Каштанову убили!

Гордеев стремительно бросился к выходу.

— Эй, фотограф, ты куда? — крикнул санитар вслед. — Что, не выдержал все-таки? Слабый какой! А я ж тебя предупреждал, что противно. Поди ж ты! Какие все нежные! — проворчал он, засовывая в рот последний кусок своего огромного бутерброда.

«Значит, кровоизлияние! Как бы не так! А след от удушения на шее откуда? — негодовал Гордеев. — Что произошло в этой несчастной больнице? Почему медсестра соврала? Что она хочет скрыть? Сейчас я тут всех поставлю на уши!»

Гордеев мигом взлетел на третий этаж.

— Мужчина! Я же сказала, чтобы вы уходили! Что вам еще здесь надо? — возмутилась медсестра.

— Ну-ка, девушка, — Гордеев оперся ладонями о ее стол и буквально навис над медсестрой, — немедленно расскажите мне, что случилось с Каштановой!

— Я вам уже сказала!

— Я знаю, что это неправда.

— А я тут при чем? Откуда я знаю? Что вы вообще ко мне привязались с этой Каштановой? Я сегодня в девять заступила, она уже в морге была. Я что, по-вашему, про каждого выяснять должна, кто от чего помер?

Гордеев выслушал сестру и пришел к выводу, что она действительно может ничего не знать…

— Чье было дежурство ночью?

— Киселевой.

— Вчера днем она же здесь была? — Да.

— Где она?

— Откуда я знаю? Дома, наверное.

— Где ее адрес найти?

— В регистратуре.

Выяснив адрес Киселевой, Гордеев бросился к машине. Как назло, из одного затора он попадал в другой, и так до бесконечности…

«Надеюсь, что эта Киселева хоть как-то прояснит ситуацию, — думал Гордеев, стоя в пробке. — Каштанову убили, это же ясно как день. В больнице полно народу, неужели никто ничего не заметил, не увидел? Такого не может быть! Кроме того, — осенило Гордеева, — с ней же в палате лежали две сТарушки. Они-то куда делись?»

Внезапно пошел сильнейший ливень. По асфальту заструились сначала ручейки, потом они превратились в полноводные реки. Вода, пузырясь, устремлялась в водостоки, у которых образовались водовороты.

Движение практически парализовало, лобовое стекло вода заливала так сильно, что Гордеев даже выключил ставшие бесполезными «дворники».

Улица наполнилась гудками машин. Кое-где раздавались недовольные крики водителей, нервы которых были на пределе. Совсем рядом два автомобилиста крыли друг друга матом по причине того, что один загородил проезд другому…

А дождь не унимался.

Только через полтора часа промокший до нитки Гордеев (машину пришлось оставить далеко от подъезда) звонил в дверь квартиры медсестры Светланы Киселевой.

— Вы к кому? — Дверь открыла девочка-подросток лет четырнадцати.

— Прости, скажи, пожалуйста, а Киселева Светлана Викторовна здесь живет?