– Сюда, мисс Джин-Луиза.

Прошли маленьким коридорчиком, и Зибо стукнул в некрашеную сосновую дверь:

– Мамаша, – сказал он. – Мисс Джин-Луиза пришла.

Дверь мягко отворилась, высунулась голова жены Зибо. Потом и сама она вышла в коридорчик, где им втроем было почти не повернуться.

– Здравствуй, Хелен, – сказала Джин-Луиза. – Как там Кэлпурния?

– Чуть жива, мисс Джин-Луиза… такой удар. Фрэнк ведь никогда ничего себе не позволял раньше…

Значит, Фрэнк. Больше всех в своем разнообразном потомстве Кэлпурния гордилась Фрэнком.

Он значился в списке ожидающих вакансии в университете Таскиги. Он был прирожденный водопроводчик и мог устранить любую неполадку.

Хелен – грузная, с отвисшим животом, где было выношено столько детей, – прислонилась к стене. Она была босиком.

– Зибо, – спросила Джин-Луиза. – вы с Хелен, что ли, опять вместе?

– Ну да, – благодушно ответила Хелен. – Он же старый стал.

Джин-Луиза улыбнулась Зибо, который стоял с застенчивой миной. Ей никогда не удавалось до конца постичь запутанную историю его семейной жизни. Хелен вроде бы приходилась Фрэнку матерью, но утверждать наверное Джин-Луиза бы не взялась. Она знала одинаково твердо, что Хелен – первая жена Зибо и нынешняя жена Зибо, но сколько еще их у него было в промежутке?

Она вспомнила, как много лет назад Аттикус у себя в офисе говорил об этой чете, которая как раз тогда собиралась развестись. Аттикус, желая их примирить, спросил Хелен, примет ли она мужа, если тот вернется. «He-а, сэр, – врастяжку отвечала она. – Он с другими женщинами балуется, а со мной нет. И зачем нужен муж, от которого жене никакого проку?»

– Можно мне к Кэлпурнии?

– Да конечно, мисс Джин-Луиза. Заходите.

Кэлпурния сидела в кресле-качалке в углу у камина. В комнате стояла железная кровать, застеленная выцветшим лоскутным одеялом с узором в виде обручальных колец. По стенам висели в золотых рамочках большие фотографии каких-то негров и рекламный календарь «Кока-колы». На неструганой каминной полке теснились в ряд яркие статуэтки из пластика, фарфора, обожженной глины и молочного стекла. Лампочка без абажура свисала с потолка, бросая причудливые тени на стену.

Какая она стала маленькая, подумала Джин-Луиза, а была такая высокая.

Кэлпурния превратилась в сухонькую старушку. Глаза у нее ослабели, и она теперь носила очки в черной оправе, странно смотревшейся на лице теплого коричневого цвета. Кэлпурния подняла крупные руки, покойно сложенные на коленях, и растопырила пальцы.

У Джин-Луизы перехватило горло при виде этих костлявых пальцев, умевших быть такими нежными, когда Джин-Луиза болела, и такими жесткими, когда она плохо себя вела, этих пальцев, которым много лет назад удавалось любовно и бережно распутывать любые узелки бытия. Джин-Луиза поднесла их к губам.

– Кэл, – произнесла она.

– Садись, деточка, – сказала Кэлпурния. – Стул тут есть?

– Есть-есть… – Джин-Луиза придвинула стул и села напротив. – Кэл… Кэл, милая, я пришла сказать… если я могу чем-нибудь помочь – скажи…

– Спасибо, мисс, – сказала Кэлпурния. – Не знаю, что тут можно сделать.

– Еще хочу сказать, что мистер Финч узнал рано утром. Фрэнк попросил шерифа позвонить, и мистер Финч… ему поможет.

Слова замерли у нее на устах. Еще позавчера она произнесла бы эти самые слова в полной уверенности, что Аттикус не даст Фрэнку пропасть.

Кэлпурния кивнула. Она держала голову высоко и смотрела прямо перед собой. Наверно, плохо меня видит, подумала Джин-Луиза. Господи, сколько же ей лет? Я никогда точно не знала, да и сама она вряд ли знает.

– Не волнуйся, Кэл. Аттикус сделает все, что будет в его силах.

– Я знаю, мисс Глазастик. Он всегда делает все, что в его силах. Он всегда правильно все делает.

Джин-Луиза смотрела на старуху, открыв рот. Кэлпурния была исполнена высокомерного достоинства, накатывавшего на нее лишь в редких, особых случаях, когда она и говорила неправильно. Если бы Земля перестала вращаться, если бы деревья остановили свой рост, а на горе свистнул рак, Джин-Луиза бы не заметила.

– Кэлпурния!

Она едва разбирала слова Кэлпурнии:

– Фрэнк плохо поступил… Фрэнк виноват… и ответит… но он мне внук… я люблю его, но он сядет в тюрьму, будет ему мистер Финч помогать или не будет…

– Кэлпурния, перестань!

Джин-Луиза вскочила. Слезы застилали ей глаза, и она почти вслепую подошла к окну.

Старуха не шевельнулась. Джин-Луиза обернулась – Кэлпурния не шевелилась и дышала очень ровно.

Джин-Луиза опять села перед ней и почти закричала:

– Кэлпурния! Кэл, Кэл, что ты со мной делаешь?! Что такое? За что ты со мной так? Ты что – забыла меня?! Это же я! Твое дитя! Зачем ты так? Зачем отталкиваешь меня?!

Кэлпурния подняла руки и мягко опустила их на подлокотники своей качалки. Все лицо в бесчисленных мелких морщинках, за толстыми стеклами глаза тусклы.

– За что вы все с нами так? – произнесла она.

– С вами?

– С нами.

Джин-Луиза сказала медленно, будто сама себе:

– Мне и в страшном сне не могло такое привидеться. Однако же вот – это случилось. Я не могу говорить с человеком, который растил меня с двух лет… Это случилось, а я сижу и не могу поверить. Скажи мне что-нибудь, Кэл! Не смотри на меня так! Не сиди как статуя!

Она вглядывалась в старушечье лицо и знала, что все эти слова впустую. Кэлпурния наблюдала за ней, и в глазах ее не было и намека на жалость.

Джин-Луиза поднялась.

– Скажи мне одно, Кэл. Только одно, а потом я уйду… Пожалуйста… мне надо знать. Ты нас ненавидела?

Старуха сидела молча, будто придавленная бременем прожитых лет. Джин-Луиза ждала ответа.

Наконец Кэлпурния качнула головой.

* * *

– Зибо, – сказала Джин-Луиза. – Если я что-нибудь могу для тебя сделать, ради Бога, дай мне знать.

– Ладно, мисс, – ответил тот. – Но делать вроде нечего. Что тут сделаешь, если Фрэнк убил старика? Сам мистер Финч с таким не совладает. Может, пока вы в городе, я могу вам чем пригодиться, а, мисс?

Они стояли на крыльце, где им освободили место. Джин-Луиза вздохнула:

– Да, Зибо, вот прямо сейчас – можешь. Помоги мне развернуться, а то сама я обязательно съеду прямо в кукурузу.

– Сделаем, мисс Джин-Луиза.

Она смотрела, как Зибо в несколько приемов разворачивает машину на узком проселке. Теперь, Бог даст, доберусь до дому.

– Спасибо тебе, Зибо, – устало сказала она. – Не забудь о том, что я сказала.