– Шевелись! – крикнула старшая силта. – Бегите как можно дальше, а то зацепит!

Ее тон призывал к послушанию сильнее, чем слова.

Треск прекратился.

Снег скатился вниз. Рев его звучал концом света для щены, которая никогда ничего такого громкого не слышала. Она скорчилась за валуном и дрожала, подавленная величественной яростью природы.

А силты, казалось, были ошеломлены. Высокая, не обращая внимания на раны, смотрела, не веря своим глазам, на ближайший труп кочевника. Потом спросила:

– Как они это сделали, Горри? Не было даже намека на их присутствие, пока они не напали.

Грауэл, не глядя на нее, ответила:

– Они шли за нами с самой первой ночи, заходя сбоку и сзади, и ждали случая. Ждали нашей беспечности. И почти дождались. – Она ткнула ногой ближайший труп. – Самые сытые кочевники, которых мне довелось видеть. И лучше всего одетые. И самые глупые. Они три раза нас могли убить.

Она посмотрела на силт. Они молчали. Старшая все смотрела на склон, откуда сошла лавина. Оттуда еще доносились крики на диалекте, но очень издалека.

Барлог трясло. Она смахивала снег с куртки – ее все же зацепило выбросом лавины на излете и свалило на землю.

– Из вас кто-нибудь ранен? – спросила у Грауэл старшая силта.

– Царапины и синяки, – ответила Грауэл. – Ничего серьезного, спасибо.

Старшую это устроило. Она наклонила голову.

– Нам придется нести Хлес. Я не лекарь, но, по-моему, у нее сломаны ребра и нога.

Барлог осмотрела раненую.

– Так и есть.

Они с Грауэл мечами срубили жерди и сделали волокушу. Положив на нее раненую силту и свои мешки, они потащили, сменяясь по очереди. Старшая силта тоже тащила в свой черед. Сейчас было не время настаивать на прерогативах. Потом и Марика стала помогать, когда сделалось труднее и надо было обносить волокушу вокруг препятствий.

Грауэл и Барлог считали, что больше кочевники за ними не следят.

– Как они могли к вам подкрасться? – спросила Марика, шагая по следам старой силты.

– Не знаю, щена.

Она всматривалась в темноту пристальнее любой Охотницы. И Марика вдруг поняла, что силта боится.

Кочевники больше не появлялись. Во врагах уже не было необходимости. Погода, голод, все усиливающаяся слабость из-за тяжелой работы и урезанного рациона вполне успешно превращали переход в пытку.

Марика переносила трудности лучше своих спутниц. Она была молода, вынослива и не тратила силы, таща волокушу.

И потому, когда пришло время строить укрытие, эта работа легла на нее. Барлог и Грауэл выдохлись так, что еле могли поддерживать огонь и помешивать в котле – куда очень мало чего было положить. Они поругивали друг друга, что не хватило соображения обобрать кочевников. Замечание высокой силты, что у кочевников ничего, кроме оружия, не было, не изменило ничего.

Меты плохо переносят голод. Марика почувствовала, как в ней ворочается, просыпаясь, граукен. Она посмотрела на остальных. Если дело дойдет до отчаяния, кого они выберут? Ее или старую силту?

Двухдневный переход уже растянулся на пять дней. Марика спросила у высокой силты:

– Далеко нам еще идти? Мы ведь уже должны быть рядом.

– Еще пятнадцать миль. Четверть пути. И самая худшая. Через пять миль придется сойти с реки на тропы. Там ниже пороги, где река совсем не замерзает.

Пятнадцать миль. При той скорости, с которой они идут после ранения старшей, это означает еще три дня.

– Не отчаивайся, щена, – сказала силта. – Я оставила гордость и коснулась тех, кто ждет нас в Акарде. Они выйдут нам навстречу.

– А когда? – спросила Грауэл. Это было ее единственной репликой в разговоре.

– Они молоды, здоровы и хорошо накормлены. Недолго.

«Недолго» оказалось еще полтора дня. Все, что могло случиться, случилось – в том числе лавина, которая перекрыла тропу и вынудила идти в обход. Граукены выглядывали из глаз, ожидая малейшего повода вырваться наружу. Но они все же встретили тех других силт в восьми милях от крепости и отпраздновали это так, что для Марики это был пир ее молодой жизни.

После такого холод и снег были просто мелочью. Мета с набитым брюхом готова вынести все. Хотя нет, не совсем. Они так долго выдерживали голод и холод, что не могли отойти сразу и продолжали выдыхаться.

В момент прибытия Марика Акарда не видела: они пришли, когда небо было затянуто тяжелыми серыми тучами и не взошла еще ни одна луна. В свете поблескивающих и тут же гаснувших огней только угадывались формы и размеры. Но Марику не интересовало ничего, кроме конца пути. Она даже не могла поверить, что они наконец дошли.

Путь от стойбища Дегнанов занял десять ночей, из которых половина пришлась на последние двадцать миль. Даже с набитым животом Марика ослабела настолько, что ее наполовину несли силты, посланные на выручку. А она была еще лучше своих спутниц. Марика молилась Всесущему, чтобы ей не пришлось когда-нибудь еще путешествовать зимой.

Ее принесли куда-то в каменный дом, и она отключилась. Она не успела подумать, насколько ужаснее пришлось ее спутницам, которых последние дни пришлось нести, и они блуждали у края смерти. Она ни о чем не успела подумать, только о блаженном тепле каменной клетки и о сне.

Но и во сне были свои неприятности. Ей приснился Каблин. Каблин одинокий и напуганный, раненый и брошенный, окруженный чужими недружелюбными лицами. Бессмысленный был сон. Во сне она плакала и потому не отдохнула.

Потом потянулись дни, когда на Марику никто не обращал внимания. Она представляла собой проблему, которую силты предпочитали игнорировать. Ее кормили. Она спала. Когда Марика оправилась достаточно, чтобы проснулось любопытство, она стала бродить по бесконечным каменным залам, и интерес сменялся озадаченностью, благоговением, испугом, отвращением, потерянностью. Это место было гигантской избой – каменной, с высокой оградой, тоже из камня. Архитектура совершенно незнакомая, и никто не мог ей сказать, почему все устроено так, а не иначе. Те немногие меты ее возраста, что ей попадались, всегда куда-то спешили, были очень заняты или просто презирали дикарку.

Крепость, огромное здание, стояло на известняковой плите над слиянием двух рек, образующих Хайнлин. Обрывы от фундамента крепости уходили на шестьдесят футов вниз. Стены поднимались на шестьдесят футов вверх. Они были отвесными и гладкими, содержались в превосходном состоянии, но производили впечатление неимоверно старых. По верху стены шла пешеходная дорожка, огражденная каменной оградой, похожей на челюсть с зубами через один. Вся крепость имела форму большого прямоугольника со стрельчатым концом, обращенным вниз по реке. На стенах всегда были охотницы, хотя в ответ на вопросы Марики они признались, что Акард никогда на памяти живущих не подвергался опасности.